Град безначальный. 1500–2000

Михаил Воротынский Взятие Казани. Спасение Москвы. 1573

Не особенно юн, не особенно стар,
не умелец кропать мемуары,
не любил Михаил Воротынский татар,
и его не любили татары.

От лихих басурман защищая Москву

матюгов на врагов понабуркав,
неизменно любил заносить булаву
на татар, на ногаев, на турков.

Был в бою воевода отнюдь не бахвал,

но, врагов замотав и замаяв,
постоянно с охотой большой убивал
всяких турков, татар и ногаев.

Воевода был прям в выраженьях и груб,

никогда не искал компромиссов,
да к тому же держал выдающийся зуб
на монголов и на черемисов.

…То ли старый Сахиб, то ли юный Девлет

был раздолбан в бою бестолковом.
Тут за ним Воротынский помчался вослед, —
и на поле догнал Куликовом.

Десять лет для России со скрипом прошло,

и для прочих прошло как в тумане.
Князь подумал-подумал, вздохнул тяжело
и явился под стены Казани.

К многодневной осаде готовился князь,

тут явились послы от чувашей,
и, за быстрой победой отнюдь не гонясь,
он чувашей не вытолкал взашей.

Но, поскольку властитель казанских судеб

не хотел уступить полюбовно,
воевода содеялся очень свиреп
и Казань раздербанил на бревна.

Только сила взрастала в Крыму у врага,

о казанских радевшего братьях.
У татар оказались большие рога,
и пришлось очень долго ломать их.

Все по кругу пошло через несколько лет,

засверкало татарское жало:
под Москвой появился кровавый Девлет
и прибрал все, что плохо лежало.

Ты унялся бы, хан, коль тебе повезло.

Быть тебе, негодяй, бездыханну!
Воротынский на хана взъярился зело
и устроил мочилово хану.

Надоел Воротынскому Крым, как комар,

князь как следует всыпал Девлету,
для Девлета Москва превратилась в кошмар,
а Девлет – превратился в котлету.

…Все по морде получишь, куда ни ударь,

вдруг последние силы пропали.
Долго бороду князя терзал государь:
Михаил оказался в опале.

Не откинешь державного гнева покров,

даже сердце владыки растрогав,
не пройдешь между двух исполинских костров
и не выдержишь черных ожогов.

Вот и кончено всё. Ни рыданий, ни слез.

Стихнул ветер и небо беззвездно.
Так всегда: начинается все не всерьез,
а кончается очень серьезно.

Якоб Ульфельдт Горе-дипломат. 1578