Град безначальный. 1500–2000

От крестин до венца и до смертного ложа
то ли вечность, а то и не так далеко.
Из картины торчит длинноусая рожа:
полюбуйтесь, враги, на Ивана Сирко.

Он – то ссыльный полковник, то грозный соперник,

он – то мальчик зубастый, то страшный кулак,
знаменитый воитель, казак-характерник,
победитель татар, атаман-волколак.

Не возьмешь ты его ни тишком, ни нахрапом,

не готовь ему камеру в черной тюрьме,
не услужник полякам, тем боле – кацапам,
но всегда неизменно себе на уме.

Он от вечного боя не ждет передыху,

он живет на коне, – лишь копыта стучат.
Он жену охраняет, как серый волчиху,
и детей бережет, будто малых волчат.

Потому умирать и не хочет вояка,

что еще не добит окаянный осман.
Может, кто тяготится судьбой волколака,
но доволен такою судьбой атаман.

Истребленья волков не допустит Всевышний,

приказавший татарское горло разгрызть.
Пусть в Сибири бессильно гниет Многогришный,
но потомков спасет атаманова кисть.

Поражений не знавший за годы скитанья,

кошевой янычарам – что шкуре клеймо;
так пускай обчитается сволочь султанья
матюгами и прочим, что впишут в письмо.

Пусть поселится ужас в нахлынувших ордах,

чертомлыцкое войско пойдет вперекор,
чтобы выли полки янычар плоскомордых,
убираясь в пустыню к себе за Босфор.

Обозначено место, и вытянут жребий,

на потомков своих справедливо сердит,
сей герой, вознесенный над стадом отребий,
скаля зубы, как волк, разъяренно глядит.

Скалит зубы на силы татарского юга,

тяжело содрогается вражеский стан,
на который взирает с Великого Луга
знаменитый Сирко, православный шайтан.

Патриарх Никон Которость. Толгский монастырь. 1681