Град Камен. Путешествие в Китеж

Открытием Чернецовых стал русский пейзаж. Двести лет назад наши соотечественники были убеждены: нет в нем ничего такого, на чем мог бы остановиться глаз. Где водопады, горы, лазурное море? Где пальмы?.. Не на что смотреть, тоска.

Первые русские пейзажи принадлежали Чернецовым и были вызовом здравому смыслу, с точки зрения их современников. Эти блеклые цвета, эта неинтересная равнина, банальные лес и речка.

Пройдут несколько десятилетий – и появится гениальная саврасовская картина «Грачи прилетели», понятная, наверное, только русскому человеку. Вот она – серая, блеклая надежда на тепло, на лето, и черные, всклокоченные грачи дороже, а значит, красивее любых пестрых райских птиц. Будут удивительные, живые полотна Левитана, Шишкина. Русский человек и не замечал, что он, вероятно, острее многих на земле чувствует оттенки серого: серый бывает грустным, сирым (похожие слова?), а бывает обнадеживающим, торжественным, вбирающим в себя словно бы все богатство радуги.

В 1838 году братья Чернецовы исполнили свою заветную мечту. Они наняли лодку и отправились в плавание по Волге из Рыбинска до самого Каспия. Это была не прогулка. Художники все время напряженно работали. Итогом стали живописные полотна. И не имевшая аналогов в истории искусства панорама Волги. Ее показывали в особом павильоне в Санкт-Петербурге на Васильевском острове. Зрителю полагалось сесть в лодку, которая плавала в небольшом бассейне. А дальше перед ним с одного барабана на другой перематывали холст, имевший многие десятки метров длины. На нем были берега Волги с городами и селами.

Во время путешествия Чернецовы вели дневник. Туда они записывали все важные наблюдения – увиденное и услышанное. В 1862 году в беловом виде дневник вместе с другими материалами экспедиции, с карандашными зарисовками был поднесен Александру II.

Трудно сказать, надеялись ли художники на его публикацию. Но напечатан дневник был только спустя век. И при его внимательном чтении становится ясно: оказывается, именно Чернецовы за пять лет до появления статьи в «Москвитянине» стали первыми русскими деятелями культуры, которые узнали о граде Китеже.

20 июля 1838 года, оказавшись в Городце, они записали: «Между рассказами нашего словоохотливого путеводителя один показался нам любопытным. “В Семеновском уезде (Нижегородской губернии), верстах в ста от Городца, есть в лесу место, называемое Малый Китеж, тут находится земляной вал, и подле него озеро Светлоярое, в котором вода чрезвычайно чиста и прозрачна. В средине этого вала видны груды после бывших тут каких-то строений. В этот Малый Китеж многие от нас, от Городца, ходят на богомолье и полагают, что тут был город, куда во время Батыря (Батыя) из Большого Китежа (так тогда назывался Городец) князь укрылся. Батырь, пришедши со своими полчищами в Городец, разорил его огнем и мечом так, что он долго был запустелым и даже во многих местах зарос лесом”». Этот рассказ между жителями составляет «изустную историю Городца».

Почему «Большим» в рассказе Чернецовых был Городец, а тот город, следы которого богомольцы видели на «Светлояром озере», – «Малым»? Может быть, это просто ошибка? Трудно сказать, как развивались бы события вокруг этого текста, если бы он был опубликован сразу же после путешествия. Узнало бы в этом случае русское читающее общество о граде Китеже? Очевидно было то, что Чернецовы смогли избежать в своем дневнике «опасных слов».

А вот после объяснений автора статьи «Китиж на Светлояром озере» в самых серьезных инстанциях на озеро зачастили комиссии чиновников от светской и церковной власти, принялись там «наводить порядок»… Обнаружены там были, как следует из документов, хранящихся в государственном архиве Нижегородской области, и крайне опасные для духовной жизни общества старые деревья, возле которых молились люди, и «неправильно», «незаконно» поставленная у озера часовня.

Но – поздно. О Китеже уже узнали в столицах. Вслед за мелединской статьей стали появляться новые и новые публикации тех, кто приходил на Светлояр. И замалчивать существование удивительной святыни старообрядцев было уже невозможно.