Град обреченный (СИ)

— Нет, Василий Алексеевич, старые счеты Москва сводила — зачем победителю конкуренты. Так и исчезли города — сейчас на месте многих или пустошь, либо сельцо, но остатки заросших валов сохранились. Видишь ли — первому, как и последующим «самодержцам» очень не по нраву пришлись «вольности» новгородские и тверские, их выкорчевывали с кровью. Долго и старательно «пропалывали», и так кропотливо, что до сих пор чувствуется. Потом, кстати, очередь «вятских» и «псковских» придет, но им куда меньше достанется. Все же приграничье, либо с Ливонским орденом, а потом Швецией, или с Сибирским ханством. А уж окончательно вытравили «свободолюбие», когда крепостное право утвердилось.

— Никогда бы не подумал, что в Твери «вольности» имелись. Впервые слышу, князь, признаюсь честно.

— Об этом в учебниках старались не писать, а вот посмотреть Афанасия Никитина с его «хождением за три моря» следовало бы. Я и сам хочу посмотреть на «тферские великая вольности», как нынче говорят — зело любопытно как историку. Народ здесь иной по менталитету, не раболепный. Заметил, как мужики обозники на нас смотрят?

«Сотник» хмыкнул, задумался, покачиваясь в седле. И лишь через пару минут тихо произнес, потирая переносицу пальцем:

— Без боязни, я думал на колени перед «боярами» падать будут, но нет — даже шапки не ломают. Как в книгах писали в наше время…

— Потому они всегда своего князя поддерживали против «меньших князей» и бояр. И что-то вроде веча у них было, и с Москвой яростно бились, не сдавались на милость, хотя те несколько раз Тверь осаждали. Тот же Дмитрий Донской пытался, и даже сейчас, в безнадежной ситуации, тверичи стоять будут до конца, и ворота откроют, когда князь сбежит.

— Не торопись, княже, то через восемь лет может быть. А может и не быть совсем, мы ведь тут не зря появились, в самый решающий момент. И время еще не упущено, шансы есть.

— Остается только надеяться, боярин, и приложить все силы — чего-то мне самодержавие с крепостным правом для целого народа не по душе. Посмотрим на тверские порядки — если они иные, чем в Москве, то будем считать, что наш выбор для будущих времен правилен. Тогда придется драться с Иваном свет Васильевичем, что себя уже сейчас «государем» приказывает именовать. Крутой он повелитель, даже родную кровь не жалеет. И женушка ему под стать, византийка Зоя Палеолог — та еще «Змея, Особой Ядовитости», если с заглавных букв именовать.

— Какие времена, такие нравы, если драка за власть неизбежна, то к ней нужно хорошо подготовиться, — спокойно отозвался полковник, и тут неожиданно приподнялся в стременах. Лицо чуть побледнело, и он произнес:

— Накаркал, не стоит говорить о врагах, они не дремлют! Твою мать — нам засаду устроили!

Андрей Владимирович всмотрелся и ахнул — оба новгородских дружинника вылетели из леска, куда только что въехали, на обширный луг обратно, нахлестывая коней. А за их спинами тут же появились первые всадники в знакомых тегилеях и доспехах, раздался громкий и устрашающий клич, от которого замерло сердце:

— Москва!!!

Противопоставить многочисленной поместной коннице москвичей, этой мобильной силе того времени, новгородцы и тверичи могли лишь пешее ополчение и небольшие конные отряды.

Глава 15

— В круг! В круг! Вагенбург!

Последнее слово яростно кричащего «Сотника» Пашка, как и все другие, хорошо запомнил — с немецкого языка звучит как «крепость из повозок». «Воевода» им еще с вечера несколько раз пояснил, что это за тактический прием, и два раза с утра попрактиковались на встречаемых по дороге лугах — неплохо выходило вроде. Да и в учебнике читал о таком приеме, когда чехи во время гуситских войн такой способ практиковали, отражая атаки тяжеловооруженной рыцарской конницы. Правда, повозки у них были большие, видел на рисунках, с откидными щитами с бойницами. Их между собой скрепляли цепями, образую ощетинившуюся ружьями и пушками крепость, появлявшуюся в поле за считанные минуты.

— Пашка, перекрывай путь!

«Сержант» уже соскочил с подводы, подбежал, держа два мушкета в руках. Парень дернул поводья, заставляя «Чалого» сойти с дороги, и стараясь своей телегой перегородить ее, в то время как головные повозки стали разворачиваться, как бы в обратную дорогу направляясь. Никто из обозников не суетился, не орал как заполошный, все действовали уверенно, будто каждый день только и занимались войной, привыкли к ней.

— Москва!!!

Из леса один за другим выскакивали всадники, до боли в знакомых простеганных халатах — до них было с полкилометра, не ближе — луг был очень обширным, такие в этих местах порой встречаются, но редко. А пашни еще реже — тут ведь гектаров тридцать удобной земли, такую распахивать нужно, но, видимо, у новгородцев руки не доходят.