Град Пустыня

До нас дошли еще два письменных свидетельства, оставленных западными паломниками. От текста, приписываемого знатной Этерии (если только она действительно носила это имя),[349] сохранились лишь отдельные фрагменты, в которых рассказывается о Палестине, Синае и Сирии. Рассказ о монашеской жизни на Синае представляет особый интерес; помимо прочего, обращает на себя внимание то, что под «монастырем» здесь все еще понимается отдельная келья. Второй текст, приписываемый Постумиану, представлен в «Диалогах» Сульпиция Севера. Однако это паломничество (если только мы не имеем дела с литературным произведением) состоялось уже в 400—401 гг. В этом тексте представлено сочувственное и объективное изложение трагических событий этого времени.[350]

Последние два десятилетия четвертого столетия кажутся нам чемто вроде золотого века Нитрии и Скита. Тем не менее, затаившийся демон взаимной зависти необразованных египетских монахов и как местных, так и иноземных — интеллектуалов время от времени поднимал голову: так, один старец вознегодовал, заметив небольшое послабление, которое было сделано для больного Арсения, — но ему тут же напомнили о том, что Арсений некогда оставил дворец, в то время как сам этот старик прежде был нищим сельским пастухом;[351] здесь можно вспомнить и один из рассказов о Евагрий, который хотел было вступить в диспут, проходивший в Келиях, но тут же был остановлен пресвитером: «Авва, все мы знаем, что у себя на родине ты мог бы стать епископом и руководить многими. Здесь же ты живешь как иноплеменник».[352]

На деле, сам Феофил Александрийский убеждал Евагрия принять епископство[353] об этом говорится в коптском тексте (Тмуис);[354] на сирийском языке сохранилось и письмо, которое, возможно, было ответом Евагрия на это предложение.[355] (Коптский текст говорит о том, что он скрылся в Палестине, чтобы избегнуть посвящения;[356]построение хронологии существенно упростится, если мы предположим, что и он, и Палладий находились в Палеетине, когда Евагрий мирно отошел ко Господу). При предшественнике Феофила Тимофее (3815) Аммония, одного из Длинных братьев, стали разыскивать, чтобы сделать его епископом одного из египетских городов. Когда за ним пришли, он отрезал себе левое ухо и сказал пришедшим, что увечный человек не может стать епископом. Услышав в ответ обвинения в иудейском законничестве, он пригрозил отрезать себе и язык.[357] Его брат Диоскор был поставлен Феофилом епископом Даманхура (после Исидора) гдето между 391 и 394 годом.[358]

Помимо того, что Феофил ставил монахов в епископы, он заигрывал с обитателями пустыни и находил им некое иное применение, порою явно душевредное. Исидор, Странноприимец Александрийский, нередко использовался им для поручений в других странах так, например, когда был неясен исход борьбы меж Феодосием и Максимом, Исидор был послан сразу с двумя вариантами писем от Феофила, в которых тот поздравлял победителя и которые были у него (у Исидора) похищены.[359] В 396 году он был послан Феофилом для содействия примирению меж Епифанием и Иоанном Иерусалимским.[360] В 398 году Феофил избирает его кандидатом на епископскую кафедру Константинополя[361] и делает его своим посланником в Риме, стремясь к примирению Рима с Флавианом Антиохийским.[362]

Между тем, разногласия с язычниками в Александрии привели в 391 году к кризису. Своими явно провокационными действиями Феофил способствовал началу вооруженного мятежа язычников, в ходе которого они пленили христиан и предложили им выбор между принесением жертвы [языческим богам] или мученичеством. Мятежники избрали своей цитаделью храм Сераписа и в течение какогото времени держали осаду. Однако, в конце концов, по императорскому приказу и храм, и огромный образ Сераписа были уничтожены.[363] (Закон в Cod. Theod. XVI. 10. 11 действительно предписывает подавление языческих культов, однако ничего не говорит об уничтожении храмов. Вне всяких сомнений, его прочтение варьировалось в зависимости от местных условий). С этим связан достаточно зловещий эпизод Апофтегм: «Некогда отцы, созванные архиепископом Феофилом, собрались в Александрии, чтобы он мог вознести свои молитвы и уничтожить [языческие] храмы…»[364] Похоже, Феофил первым использовал толпу фанатично настроенных монахов в качестве личной армии.