Град Темных Вод (СИ)

Зато не поскупилась на вопросы Вероника — к службе обслуживания лифтов. Вопросы были красочными, многочисленными и все, как один, содержали минимум цензурных слов. Времени у нее было предостаточно, семь этажей все-таки, и с каждым лестничным пролетом обороты становились все цветистее.

Впрочем, к первому этажу она решила, что ей просто фатально не везет с лифтами, а Стас не заплесневеет от дополнительного ожидания. Но ходу все-таки прибавила.

Именно это ускорение и стало фатальным (плюс взгляд, направленный на машину Стаса, до неприличия близко к парадной припаркованную, а не под ноги). А еще то, что моська-пустолайка, претендующая на «звание» собаки, в кои-то веки молчала. Псина улеглась прямо под ступеньками, вытянув хвост (длиною с саму псину), и не успела убраться с дороги мчащейся Вероники: то ли страх подвел (много ли надо, чтобы существо размером с пенал остолбенело от ужаса?), то ли возраст (сколько себя помнила девушка, эта брехливая скотинка оглашала своим мерзким голосом двор ежедневно, по четыре-пять раз за день, так что годиков живности было немало). Псина лаяла на все и на всех, кроме своей хозяйки. Всегда.

До сего дня — и встречи с нижней конечностью Вероники. Отчаянный визг огласил двор, а секундой позже заорала и владелица псины.

— М-мать, — поспешно отскочив от визжащей и скалящей зубы моськи, ругнулась девушка. — Мои извинения.

Последнее обращалось к старушке, хозяйке животного.

Та разразилась потоком брани — и вовсе не в духе питерской интеллигенции.

Вероника запрокинула голову. Наверху морщинилась облачная серость, буднично и безразлично. Внизу же бушевала старушка, скулила помесь болонки и таксы, сигналил автомобиль, движению которого, кажется, мешала машина Стаса… Стаса, который совсем уж не вовремя решил из этой машины выбраться, и теперь просто не мог не слышать отвратительного «разговора».

— Вы закончили? — вклинилась в череду обвинений («дрянь паршивая, молодая, значит, на всех плевать можно, мою Тосечку чуть не угробила, иродка» и так далее, с редкими паузами, когда бабулька набирала воздуху) Вероника. — Так я еще раз извинюсь и пойду. Меня ждут.

Старушка завертелась, видимо, выискивая ожидающих — и нашла, разумеется. Она тут же надула щеки, сжав губы в тонкую полоску, и тряхнула седой косицей.

— Немыслимо! — взвилась «пострадавшая», гневно сверкая глазами. — Хорошо, что они до сегодня не дожили. Экой шалавой выросла, родители бы со стыда сгорели. Погань, шалашовка!

«Десять, девять, восемь», — крепко зажмурившись, начала отсчитывать девушка. «Я не убью вредную бабку. Даже не покалечу. Семь, шесть… Дышать глубже. Дышать! Пять, четыре, три, два»…

— Хамка засратая! Да я…

— Слова «засратая» в русском языке не имеется, — ледяным голосом оборвала пенсионерку Вероника. — В той его версии, которой меня учили. Еще меня учили, что старость следует уважать, и только поэтому я вас сейчас не ударю. Хотя следовало бы.

«Один», — она выдохнула и, не дожидаясь, пока ошарашенная женщина придет в себя и выльет новую порцию словесных помоев, пошла к Стасу.

Дверца минивэна еще не захлопнулась, когда старуха, очухавшись, выкрикнула яростное:

— Сучка!

Веронику тряхнуло; куратор дернулся было, чтобы выйти, но девушка качнула головой.

— Поехали.

История, в некотором роде, повторялась.

— Как ты? — сочувственно спросил Стас, когда они отъехали от дома.

Вероника пожала плечами. Меньше всего ей хотелось обсуждать сцену, коей Стас стал невольным свидетелем.

— Тишины? — предельно ненавязчиво уточнил куратор.

— Нет. Лучше чего-нибудь громкого, — упрямо вздернула подбородок девушка.

Стас понимающе кивнул, включая магнитолу.

«Я стану кошмаром!» — раздалось из динамиков. Вероника одобрительно хмыкнула — в самый раз. Рокер то хрипел, то ревел, то почти проговаривал простенькую историю о двух друзьях, одном предательстве и одной планируемой мести. Сначала Вероника не вслушивалась, но под конец увлеклась.

Я стану кошмаром,
Твоим самым частым пугающим сном.
Я стану пожаром,
Я выжгу на сердце твоем слово: «Зло».

Сны развевает будильник.

Огонь порождает прах.
Зло — просто мой пафосный ник
В бесконечно тупых соцсетях.
И, потом, тебя изничтожив,
Стерев твое имя с доски живых,
Кем я стану? Ничтожеством?
Ну а кем… станешь ты?

Ты станешь кошмаром,

Моим самым частым…

— Приехали, — выключив звук, сообщил Стас.

— Я не дослушала, — беззлобно усовестила его Вероника.

Куратор хмыкнул, доставая диск из магнитолы.

— В бардачке бокс, вытаскивай. Дарю.

Девушка послушалась — и вскоре хохотала, как безумная. Обложка-вкладыш для диска, распечатанная на черно-белом принтере, гласила: «Мизантропия — наше все».

— Спасибо за подарок, — отсмеявшись, сказала Вероника. — Как раз то, что нужно.