Нормальности ей захотелось своевременно: в холодильнике, не считая половины торта, ветер гулял, намекая на скорый визит мышки с веревкой. На дворе, что стало непривычным с некоторых пор, была не ночь, а поздний вечер, но супермаркет работал до двадцати двух, так что за покупками сходить Вероника успела. К продуктам и средствам гигиены затесалась упаковка (рука сама потянулась, а выложить из тележки — не поднялась) широких алых свечей разной высоты, из двенадцати штук. На упаковке значилось: «Свечи рождественские», но Вероника назвала бы их иначе: «Свечи обители Бестий». Похожи были, в самом же деле.
Кроме того, она еще и побегать успела, хоть и в потемках — ноги полезно разминать не только в фэнтезийном мире.
После ужина, прикинув за и против, девушка позвонила Галке, договорилась о визите на завтра (вместо выходных). Галя ответила без каверзных вопросов и астрономических эпитетов: «Приезжай». И было в ее голосе что-то такое, что Вероника поняла: приехать надо обязательно.
То, что продемонстрировала ей Тариша, никак не шло из головы девушки, даже для виртуального мира это было как-то… слишком. А то, что не удается из мыслей изгнать, чаще всего идеально ложится на холст — эту истину Вероника уяснила еще в младших классах, правда, тогда это были картон и гуашь (или бумага и карандаши, а то и просто шариковая ручка и поля тетрадок).
Темное место в доме имелось — кабинет, в котором она писала лича Годфри. Реквизит в виде свечек был куплен — крайне удачно, прям под вдохновение. Холсты и прочие принадлежности про запас Вероника в доме держала в обязательном порядке, идея — буквально висела в воздухе, требуя воплощения. Даже подсвечники, бронзовые, старинные, тяжелые — такими убивать можно, причем не сильно утруждаясь — и те наличествовали.
Вышла из кабинета она на рассвете, выжатая, как лимон. Картина и потушенные свечи остались внутри. На холсте с подсыхающей краской выходила из гладкой цельнокаменной стены дроу, прекрасная и отталкивающая одновременно. Фигура ее была наклонена вперед, одна ступня еще соприкасалась с плоскостью стены; снизу, по талию дроу была «каменная», выше, с неровным переходом, камень уступал место темно-пепельной коже. Алые свечи и шипы, покрывающие одеяние дроу (нижняя половина красовалась шипами каменными), вместе создавали острые, ломаные, пугающие тени. В зрачках дроу плясали язычки пламени.
Из выставленных перед собой ладоней выступали шипы — каменные, Вероника позволила разгулу фантазии видоизменить увиденное.
Это — художница знала наверняка — была лучшая ее работа. По сию сторону реальности.
— У Лешки любовница, — ровным голосом, как если бы говорили они о погоде, выдала Галя.
После ухи из семги (во всем, что касалось рыбных блюд, Галка была неотразима) и хрустящей домашней булочки, на выдраенной до блеска кухне в светлых тонах, это предложение из уст хозяйки прозвучало, как набат в бальной зале — неожиданно, резко, не к месту и времени.
— С чего ты взяла? — недоверие и удивление в вопросе Вероники смешались в равных долях: Лешка, насколько его знала девушка, не пустился бы в загул — не тот характер, а Галка не стала бы выдвигать таких обвинений на ровном месте.
Подруга потерла виски кончиками пальцев, смежив веки.
— Астрологи объявили неделю воздержания, — тем же ровным голосом выговорила Галина, заставив Веронику поперхнуться зеленым чаем. — Вчера. И мне нужно было срочно сходить в аптеку. После родов цикл гуляет, я не успела подготовиться.
— Мне точно надо эти подробности… — попыталась избежать темы, которая напрягала Веронику и была совершенно естественной для Галки.
«Знать», — осталось непроизнесенным.
— Слушай! — Галя хлопнула ладонью по столу, напомнив на мгновение гостье Главу Дома Бестий, затем продолжила спокойным тоном. — Было восемь вечера, муж задерживался — как я полагала, на работе, Леська спала. Ближайшая круглосуточная аптека — через проспект, я решила быстро сходить, пока дитя дрыхнет. Лешка на звонки не отвечал, и когда он вернется, я понятия не имела. Возле дома стояла наша ласточка — а я точно помню, что муж собирался на работу на машине, утром он искал ключи от нее. А когда я выходила из аптеки, увидела и самого мужа, он шел с противоположной от метро, да и от работы, стороны, с пустыми руками — то есть, машина стояла под окнами не потому, что он заходил в магазин — и довольной физиономией.
Вероника, медленно переваривая услышанное, произнесла единственное, что пришло в голову:
— И?..
— И то, что когда мы встретились дома — на улице он меня не заметил, а я не стала подходить — я спросила: «Лешенька, ты чего опять так поздно-то?» — и Лешенька ответил, что на работе был завал. Завал. На работе.
Рука Гали дернулась, опрокидывая чашку с недопитым чаем. Жидкость полилась, пропитывая скатерть и давая Галке повод вскочить, отвернуться от гостьи. И почти незаметно хлюпнуть носом.
«Друг, твой маленький секрет таки вышел тебе боком», — Вероника вздохнула.
— Ты с ним говорила?