Градгродд

— Вы оба совершенно не понимаете, про что я говорю, — со страстью произнесла миссис Ворхун, запуская в волосы свои хорошенькие пальчики.

— Все, Хилари, хватит, — резко сказал Латтимор. — Заканчивай с этим приступом увлечения натурализмом.

На следующее утро отремонтированный «Ганзас» простился с запретной планетой вместе со всем своим грузом живых организмов, их страхами, надеждами, успехами, неудачами, и взял транспонентальный и трансцендентальный курс на планету Земля.

Глава 14

Старик Альмер все еще не мог полностью проснуться, сопротивляясь попыткам Снок-Снока Карна разбудить его. В конце концов молодой утод приподнял его своими четырьмя ногами и встряхнул.

— Ты должен проснуться, мой дорогой мэнлег. Бери свои костыли и иди к двери.

— Мои старые кости уже не гнутся, Снок-Снок. Это мне даже нравится, пока я спокойно лежу в горизонтальном положении.

— Ты готовишься к стадии кариона, — произнес утод. С годами он научился пользоваться только дыхательным и звуковым горлами, поэтому с Эйнсоном они могли вести продолжительную беседу. — Когда ты вступишь в карион, мы с матерью посадим тебя под ампами, и уже в свой следующий цикл ты будешь утодом.

— Большое вам спасибо, но ты наверняка разбудил меня не для этого. Что произошло? Что тебя беспокоит?

Даже после сорока лет общения с Эйнсоном Снок-Снок не понимал значения этой фразы, и потому пропустил ее мимо ушей.

— Сюда едут мэнлеги. Я сам видел. Они пробирались на своих четырехколесных круглых существах к нашей навозной куче.

Эйнсон пристегнул ножные ремни.

— Люди? Не может быть, я не верю в это, после стольких-то лет… — Подхватив костыли, он спустился по коридору к выходу. Со всех сторон его окружали двери, не открывавшиеся уже столько времени и хранившие оружие и амуницию, записывающую аппаратуру и сгнившие запасы.

Они интересовали его не больше, чем автоматический пост наблюдений, давным-давно снесенный могучими дапдрофскими штормами и гравитационными толчками.

Гроги обогнали Снок-Снока и Эйнсона и плюхнулись в навозную кучу, в которой нежилась Квекво. Снок-Снок и Эйнсон в нерешительности остановились в дверном проеме, выглядывая через проволоку. К воротам подскочил четырехколесный вездеход.

«После сорока-то лет, — подумал Эйнсон, — сорока лет мира и спокойствия, хотя и не все они были так благополучны, им надо было явиться и потревожить меня!

Не могли даже дать умереть спокойно. А я управился бы еще до начала следующего эсоуда и совсем не возражал бы, чтобы меня похоронили под амповыми деревьями».

Он свистнул своему грогу и остался ждать на месте.

Из вездехода выпрыгнули три человека.

Повинуясь подсознанию мысли, Эйнсон прошел в коридор и открыл дверь в небольшую оружейную комнату, пытаясь привыкнуть к свету. Повсюду лежал толстый слой пыли. Открыв металлическую коробку, он вынул поблескивавшую матовым светом винтовку, но амуницию найти не смог.

С отвращением глядя на окружавший его беспорядок, он бросил оружие на пол и, шаркая, вернулся в коридор. Слишком долго он наслаждался покоем на Дапдрофе, чтобы теперь нарушить тишину выстрелами.

Один из людей, высадившихся из вездехода, был уже почти у входной двери. Двух других он оставил у ворот форта.

Эйнсон вздрогнул. Как же он обращался к себе подобным? К этому парню не так-то просто обратиться. Хотя, по-видимому, он был чуть старше Эйнсона, его не коснулись сорок лет утроенной гравитации. Одет он был в форму, — несомненно, служба поддерживала его тело в хорошем состоянии, что бы там ни было с умом. Его откормленное лицо имело такое ханжеское выражение, будто он только что отобедал с епископом.

— Вы — Самюэль Мелмус с «Ганзаса»? — спросил его солдат, пытаясь принять нейтральную позу на укрепленных против гравитации ногах, заслоняя собой дверь. Его вид изумил Эйнсона: две упакованные по всей форме конечности выглядят довольно странно, если ты к этому не привык.

— Мелмус? — повторил солдат.

Эйнсон не понимал, что тот имел в виду и не мог подобрать подходящий ответ.

— Ну, ведь ты же — Мелмус с «Ганзаса», так?

Слова опять повисли в воздухе.

— Он, видимо, ошибся, — предположил Снок-Снок, подходя ближе к незнакомцу.

— Ты не мог бы сказать своим животным, чтобы они не выходили из лужи? Ты — Мелмус, я узнаю тебя. Почему ты мне не отвечаешь?

В мозгу Эйнсона зашевелились обрывки старых фраз.

— Похоже на дождь, — произнес он.

— Ты можешь говорить! Боюсь, тебе пришлось слишком долго ждать освобождения. Как ты, Мелмус? Ты помнишь меня?

Эйнсон уставился на военного. Он никого не мог вспомнить с Земли, кроме своего отца.

— Я боюсь… Столько воды утекло… Я был один.

— Прошел сорок один год. Меня зовут Квилтер, Хэнк Квилтер, капитан межзвездного корабля «Хайтейл»… Квилтер. Ты меня помнишь?

— Прошло столько времени.

— Когда-то я поставил тебе синяк. Все эти годы меня мучила совесть. Когда меня направили в этот сектор, я решил заглянуть к тебе. Рад, что ты не держишь на меня зла, однако это хороший щелчок по носу, когда тебя просто-напросто не помнят. Как тут было, на Песталоцци?