Градгродд

В столовой подавали популярные на Земле синтетические блюда. За одним из столов сидел молодой крепкий американец с загорелым свежим лицом, красной шеей и стандартной стрижкой «под бритву». Звали его Хэнк Квилтер. Поговаривали, что он далеко пойдет. Он сидел над стаканом синтетического вина (не имеющего ничего общего с обычным виноградным вином, выращенным на твердой почве и созревшим под воздействием невозобновляемых элементов) и яростно спорил. Его не скрывающее эмоций лицо отчетливо выражало презрение к точке зрения тщедушного выскочки Джингера Дуффилда.

Эйнсон, не церемонясь, прервал их спор. Осушив свой стакан, Квилтер покорно последовал за ним и Фиппсом, прихватив с собой тощего парня Валсамстоуна, который также был участником вчерашних событий. Все четверо направились в автопарк за вездеходом. Эйнсон указал на одну из машин, и они выехали. Валсамстоун сел за руль, а Фиппс, раздав оружие, заговорил со старшим исследователем.

— Брюс, у нас времени в обрез. Что ты собираешься искать?

— Хочу осмотреть то место, где они подобрали этих существ. И, разумеется, не прочь найти что-нибудь такое, что могло бы утереть нос этому Баргероуну.

Тут Эйнсон перехватил встревоженный взгляд Фиппса, смотревшего на парней, и резко сказал:

— Квилтер, ты был на дежурстве прошлой ночью. У тебя что, руки чесались, когда ты держал оружие? Или ты решил, что прогуливаешься по степям Дикого Запада?

Квилтер оглянулся на начальника экспедиции.

— Как раз за это сегодня утром меня похвалил капитан, — сказал он и умолк.

Не придавая особого значения этому упреку, Эйнсон продолжил:

— Конечно, ты можешь сказать, что эти животные вовсе не производят впечатления разумных, но если вы вообще способны на сочувствие, то их вид должен был бы подействовать на вас. Они ведь не паниковали и ничего не боялись.

— Что в равной мере может служить доказательством как их примитивности, так и разума, — отметил Фиппс.

— М-м… ну да, конечно, я думаю. Но все равно… Я думаю, существует еще одна вещь, заслуживающая внимания. Каково бы ни было положение этих созданий, оно совсем не похоже на положение других, уже нами обнаруженных, причем более крупных по размерам. Да, я знаю, что мы обнаружили жизнь всего-то на паре планет, но — проклятие! — межзвездные полеты существуют только тридцать лет. Но уже очевидно, что на планете с небольшой гравитацией обитают легкие и вытянутые существа, а там же, где гравитация велика, — громоздкие и плотные. А эти, похоже, — исключение.

— Я понял, о чем ты. Эта планета по массе не превосходит Марс, а наша добыча скорее похожа на носорогов.

— Плюс ко всему, когда мы их нашли, они все валялись в грязи — какой тут может быть разум!

— Так или иначе, вам не следовало убивать их вот так, сразу. Должно быть, они очень редкие, в противном случае мы бы давно уже встретили их на В12.

— Имея дело с носорогами, почему-то редко останавливаешься, чтобы подумать, — обиженно пробормотал Квилтер.

— Ну-ну.

Они прогрохотали по неопрятной долине в полном молчании. Эйнсон попробовал восстановить то приподнятое настроение, которое он испытал, впервые прогуливаясь по этой неисхоженной планете. Путешествие в новые миры всегда доставляло ему огромное удовольствие. Но на этот раз оно было непоправимо испорчено — и испорчено, конечно, другими людьми. Как всегда. Все-таки он ошибся с кораблем частной компании! На космических корпусных судах жизнь была простая и упорядоченная. Но в том-то и дело, что все корпусные суда сейчас заняты в маневрах, проводимых в Солнечной системе из-за Англо-Бразильской войны. Им хватает дел и без таких вполне мирных забав, как исследование космоса. Но такого капитана, как Эдгар Баргероун, он, тем не менее, не заслужил. Бедняга Баргероун не решился улететь и оставить его, Эйнсона, здесь одного. Вдали от людей — вспомнилась фраза, часто повторяемая отцом — наедине с природой!

Люди придут и на В12. И скоро здесь возникнет, как и на Земле, проблема перенаселения. В12 исследовалась именно с точки зрения дальнейшей колонизации. Намечались места первых поселений… Через пару лет бедолаги, вынужденные по экономическим причинам бросить все привычное и родное, будут переведены сюда на жительство, но к тому времени у планеты появится нормальное колониальное название — Клементина, к примеру, — или какое-нибудь еще столь же дурацкое, хоть и безобидное.

Да, люди примутся за эту нетронутую равнину со всем присущим им рвением, превращая ее в обычной земной ландшафт. Плодовитость — проклятие всего человечества, думал Эйнсон. Томящиеся чресла Земли должны в очередной раз извергнуть нежелательных отпрысков на девственные планеты, ожидающие своей участи — хотя чего еще им остается ждать?

Течение мыслей Эйнсона было прервано Валсамстоуном:

— Там неподалеку — река. Мы почти прибыли.