Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Любопытно отметить, что воспроизведение условных схем Э. Говарда в реальных генпланах российских поселений-садов (как, например, в Бонячках или в проекте А. А. Яковлева для Выксунского завода и др.) было распространенной ошибкой. Сам Говард неоднократно подчеркивал, что его графические иллюстрации являются лишь условными схемами, а не градостроительными проектами, что они призваны лишь пояснять смысл его рассуждений и не более. И если в английской практике строительства городов-садов практически не обнаруживается формального подражания говардовским диаграммам, то в России схемы, изображавшие принципы организации города-сада, подчас воспринимались буквально, и фабриканты-землевладельцы почему-то считали, что поселение-сад обязательно должно состоять из нескольких концентрических кругов, в центре которых вокруг площади должны располагаться общественные здания, цветники и площадки для детских игр и гимнастики, затем – большой садово-парковый пояс, потом жилые кварталы, кольцевая дорога и сельскохозяйственное окружение…

Архитекторы, скорее всего, поддерживали эти композиционные взгляды заказчиков потому, что они невольно соответствовали русским градостроительным традициям – центричной композиции, радиально-кольцевой планировке, трехлучью и пр. Так, планы Петербурга и Твери, построенные на основе трехлучья, более века служили образцами при проектировании российских городов.

Усилия «субъектов» осуществления российской расселенческой (градостроительной) политики, направленные на придание существовавшим или возводимым фабричным, пристанционным, пригородным поселкам большего благоустройства и озеленения, как правило, приводили к появлению лишь внешнего сходства с говардовскими городами-садами. При этом многие российские сторонники идеи города-сада вслед за европейскими единомышленниками считали, что содержание идеи города-сада заключалось вовсе не в «прививке» существовавшим городам или прифабричным поселкам особых форм «городского садоводства» через насыщение улиц деревьями и кустарниками, не в устройстве общественных парков и скверов и не в увеличении количества зеленых насаждений.

Суть говардовской организационно-управленческой и финансово-экономической инновации заключалась в «разрешении жилищной нужды» для тех, кто при существовавшем уровне цен был не способен приобрести собственное жилье; в том, чтобы решить для малоимущих слоев населения жилищную проблему за счет строительства жилого фонда, более дешевого, чем в городах, но значительно более комфортабельного благодаря наличию собственного обособленного дома с индивидуальным участком земли (кстати, исходя из этого постройка в городах-садах «многоэтажных домов с массой квартир» категорически отвергалась). Это была попытка «ввести социализм мирным путем», законодательно допустимым способом уничтожив главный признак капитализма – «эксплуатацию человека человеком в жилищной нужде». Сторонники идеи города-сада были уверены, что города-сады есть оптимальный в рамках существующего строя путь в решении жилищной проблемы, потому что он позволял:

– превратить нанимателей жилищ в собственников;

– ликвидировать присущую крупным городам скученность населения, пагубную для его здоровья;

– обеспечить каждой семье оптимальные жилищные условия;

– ввести демократические формы управления недвижимостью и землей, исключавшие обогащение одних за счет других;

– использовать поддержку государства, заинтересованного в ликвидации жилищной нужды и тем самым в снижении социальной напряженности в обществе.

Однако на практике подобные убеждения воплощались далеко не всегда. Даже в тех случаях, когда крупные промышленные компании и руководство железных дорог начинали именовать возводимые ими поселки для своих рабочих и служащих «поселениями-садами», даже когда эти поселения действительно представляли собой образцово спланированный поселок – с общественным центром, развитой сетью культурных, просветительных, детских, лечебных и обслуживающих учреждений и т. п., часто их социально-организационное «содержание» глубоко противоречило социальному замыслу говардовских городов-садов. Вопросы собственно социальных преобразований в них не только не решались, но даже и не ставились: «…в России города-сады весьма популярны не столько с их социальной стороны, как главным образом со стороны архитектурно-технической»[105].

Именно в отношении социального содержания эти поселения оказывались весьма далеки от собственно говардовского прототипа, специфика градостроительной парадигмы которого заключалась не столько в архитектурно-планировочной и художественно-образной составляющих, сколько в социально-экономической, организационно-управленческой и финансово-экономической компонентах.