Градус любви

Глядя сейчас на Руби Грейс, я не видел юную девушку. Ее светлая молодая кожа и большие невинные глаза, сияющие в лунном свете, выдавали в ней девушку, но ее сердце, которое она так охотно отдавала пожилым людям, подсказывало, что Руби Грейс более зрелая женщина, чем большинство тех, с кем я спал.

– Если у нее найдется еще несколько мудрых советов, однажды тебе придется нас познакомить.

В ответ Руби Грейс улыбнулась.

– Можно устроить.

Оставшийся путь мы провели в тишине, а когда спрыгнули с Тэнка, и я снял с него снаряжение для верховой езды, то дал ему лакомство, ласково похлопав по корпусу, а потом мы с Руби Грейс снова поплелись на вечеринку.

– Спасибо, – сказала она, засунув руки в задние карманы шорт. – За этот вечер. Я давно уже не чувствовала такого умиротворения.

– Не вопрос, – остановившись, сказал я. Она повернулась и, нахмурившись, посмотрела на меня. – Подумал, что лучше тебе пойти первой, найти друзей. Я подойду чуть позже, чтобы люди не подумали, что мы пришли вместе.

Руби Грейс изогнула бровь.

– Почти уверена, что они уже знают.

– Ну, тогда давай над ними поиздеваемся, – сказал я. – Дадим повод во всем усомниться, когда утром они начнут распускать сплетни.

Руби Грейс улыбнулась еще радостнее и, не успел я опомниться, как она сократила между нами расстояние и обхватила меня руками за шею. Я раскрыл руки, чтобы подхватить ее и почувствовать, как она обнимает меня, прижимаясь своим подтянутым стройным телом.

– Не нарывайся на неприятности, Ноа Беккер.

– Ни за что.

Она хихикнула, отпустила меня и, гордо ступая вверх по холму, пошла к костру, на прощание помахав через плечо рукой.

Глава 6 Руби Грейс

Первое, о чем я подумала: у меня слишком короткая юбка.

Стоял прекрасный воскресный день, а в церкви сегодня не было службы, поэтому у папы появилось немного свободного времени для дочери, которая только вернулась в город. Он настоял, чтобы мы отправились поиграть в гольф – к его огромному счастью и к моему неудовольствию. И вот мы здесь, на поле для гольфа в загородном клубе Стратфорда.

Площадка для игры в гольф там появилась только потому, что папа, впервые баллотируясь в мэры, настоял, что городу нужен настоящий загородный клуб. Чтобы воплотить задумку в жизнь, он обратился к самым богатым семьям нашего города, и тогда они выставили требования, чтобы доступ в клуб и количество мест в нем были строго ограничены. В итоге вышло так, что клуб стал местом, где отец мог встретиться с друзьями и поиграть в гольф.

Крепко сжимая клюшку, папа готовился сделать удар в четвертую лунку, и светло – розовое поло натянулось на его выпирающем животе. Он выбрал эту футболку в тон моей одежде, чтобы мы составили дуэт отца и дочери. Папа был крупным мужчиной: ростом около метра девяносто и весом больше ста килограммов. А еще улыбался во весь рот, и мама называла эту улыбку ослепительной, уверенно заявляя, что именно с помощью нее папа и победил на выборах.

Внешностью я пошла в маму, но карий цвет глаз мне достался от отца.

День стоял великолепный: на улице было около двадцати пяти градусов, над головой проплывали большие и пушистые белые облака, давая короткую передышку от солнца. Для гольфа день во всех отношениях был идеальным.

Но гольф я ненавидела.

Я уважала его за приверженность традициям в мире спорта и предполагала, что если бы меня воспитали иначе, то иногда эта игра доставляла бы мне радость. Но, как только я научилась держать клюшку, папа разъяснил мне, что деловые сделки заключаются как раз на поле для гольфа, и я, представляя свою семью, должна продемонстрировать сильную игру, – особенно когда стану женой политика.

Или когда сама займусь политикой, что, как утверждал папа, его тоже вполне устроит.

Потому гольф всегда был мне в тягость. Сначала из-за того, что меня обязывали ему учиться, а потом, потому что принуждали показать себя с лучшей стороны. Как только я этого добилась, как только смогла состязаться с папой и его приятелями на поле, то устала к тому моменту настолько, что вообще не хотела там находиться.

Я ненавидела гольф.

Но любила своего отца.

Потому, когда он попросил провести с ним этот день, я обрадовалась, несмотря на то, что мне предстояло играть в гольф. Папа всегда был занят делами Стратфорда и следил за тем, чтобы все шло по маслу. Я пребывала в восторге, если мне удавалось улучить с ним за ужином хотя бы двадцать минут на разговор.

– Почему пар из ушей идет у тебя, если к удару готовлюсь я? – взглянув на меня и приподняв бровь, спросил папа, а потом выполнил тренировочный замах и остановил клюшку ровно до того, как она попала по мячу.

Я одернула подол юбки, которая, кстати, была достаточной длины, но не сводила взгляда с компании четырех пожилых женщин у седьмой лунки, которые с любопытством посматривали на меня и шептались.

– Миссис Лэндиш и ее подружки-гусыни смотрят на меня так, словно я не член клуба, – сказала я. – Или как будто у меня такая короткая юбка, что виден зад.

Папа посмотрел на них и ухмыльнулся, а потом снова повернулся к мячу.