Граф божьей милостью

Я снова выматерился, показалось, что стальная лава, как паровой каток немедленно переедет разношерстную орду, но конники Салмана перед самым носом франков вильнули вправо и понеслись вдоль строя, засыпая их стрелами и болтами в упор.

Кубарем покатились по земле первые лошади. Не столь много, как хотелось, но строй франков стал тормозить и рассыпаться. Французы принялись перестраиваться фронтом к ускользающему врагу, но мавры уже успели развернуться и снова ударили жандармам во фланг.

Ряды смешались, часть пестрых фигурок просто исчезла в лаве закованных в сталь кавалеристов, но большая часть наваррцев опять вырвалась и унеслась несколькими ручейками прочь.

Жандармы сильно замедлились, в очередной раз перестроились, стали забирать правее и, наконец, заскочили в рощи.

Прямо на наши батареи.

Между деревьями промелькнули снопы пламени и вспухли клубы дыма.

С холма не было видно, что там происходит, но я примерно представлял себе жутковатую картину.

Густые ряды из вкопанных в землю заостренных кольев и кованых железных шипов.

Натянутые канаты между деревьев.

Пятнадцать трехфунтовых орудий и вдвое больше двухфунтовых фальконетов, снятых с кораблей и переставленных, по придумке Феба, на пехотные лафеты по два ствола в один пакет.

Морские книппеля, то есть, половинки ядер, скованные полутораметровой цепью и картечь из чугунного лома.

Плотные шеренги стрелков с аркебузами калибром примерно в двадцать миллиметров, бьющие тридцатиграммовой пулей, на тридцати шагах проламывающей любые доспехи.

Что там может происходить? Только смерть и ужас. Не хотел бы я оказаться на месте французов.

Из леса вырвалась едва ли треть франков. В одиночку и небольшими группками, на уставших, едва передвигавшихся лошадях.

Вырвались, чтобы стать жертвой пронзительно визжавшей орды мавров.

Жандармы отчаянно отмахивались, но на них наскакивали со всех сторон, по двое, по трое, стаскивали с седел и резали прямо на земле.

Гордость французской армии стремительно переставала существовать.

– Хвала Господу нашему… – Я перекрестился и перевел взгляд на долину.

Наши стрелки уже бросили позиции и стремглав неслись под защиты пехотных терций. Едва они добежали, басовито рявкнули орудия с редутов.

По густым баталиям французов словно провели гигантскими граблями. В плотных рядах фигурок в белых коттах возникли широкие просеки.

Франки смешались и практически остановились. К тому времени, как они снова организовались и начали движение, саданул второй залп.

Идеально выстроенные шеренги в одночасье поглотил хаос. Рой охваченных паникой людей заметался по полю, давя своих раненых и мертвых.

Я обернулся к Фебу.

Франциск с трудом оторвал взгляд от побоища, поднял правую руку и резко приказал:

– Трубите наступление!!!

Заревели трубы, сигнальщики замахали флажками на длинных древках.

Наваррские пикинеры, чеканя шаг, двинулись вперед.

Франциск вдруг с надеждой уставился на меня.

Я кивнул и прошептал ему на русском языке.

– Да, ваше величество, да. Думаю, пришла пора вам лично возглавить атаку.

Феб, явно не веря своим ушам, переспросил:

– Атаку? Мне?

– Если нельзя, но очень хочется, то можно. Вижу же, что хочется. Только не лезь вперед. Главное участие. Давай, командуй. Ударишь со своими рыцарями по пехоте.

– Господа!!! – Франциск немедля провел взглядом по свите. – Мы идем в бой! Святой Георгий, святой Волюзьен и Наварра!!! По коням!!!

Я успел поймать за перевязь главу королевских телохранителей, притянул к себе и прошипел.

– Если с его величества хоть волосок упадет, я тебе шары лично отчекрыжу. Понял меня?

После чего, уже не глядя на злую и растерянную рожу гвардейца, сбежал с холма к своим гасконцам.

– Ну что, господа, пора наведаться в шатер Паука.

Дворяне обрадованно заревели:

– Арманьяк!

– Гасконь!

– Смерть Пауку!!!

Наваррское рыцарство двумя колоннами под личным стягом Франциска врезалось в деморализованных французов и как нож масло сразу рассекли их на несколько групп. Я же со своими ленниками задел лишь край разрозненных баталий и сразу взял направление на видневшиеся среди буковых рощиц белоснежные шатры.

Сердце отчаянно бухало в такт галопу. В сердце плескалось бешенное ликование.

Сейчас!

Сейчас, гребанный урод! Только никуда не уходи!

От ставки Паука к нам выметнулся небольшой отряд жандармов.

Я отмахнул рукой: две трети гасконцев свернули навстречу франкам, а я с остальными не стал ввязываться в бой и уже через несколько минут на полном ходу влетел в лагерь Паука.

Какие-то непонятные люди прыснули словно мыши по сторонам.

У входа в громадный шатер стояли несколько хранителей тела короля.

К моему дикому удивлению, они не напали на нас, а с поклоном шагнули в стороны.

Я слетел с седла, выдрал из ножен меч и ворвался в шатер.

Комната, вторая…

Отпихнул одного франка, наотмашь полосонул мечом второго, сдуру вздумавшего замахнуться табуретом.

Из груди вырвался дикий рев.

– Где ты, тварь?!!

С налета влетел в очередной зал и наткнулся на пухлого плешивого человечка в ливрее.

Ухватил его за грудки и прошипел прямо в лицо.

– Где этот urod?..