— Еще бы. Мы сделали все, что в человеческих силах, и ничего не достали.
— Так вот, меня осенила блестящая идея.
Франц недоверчиво взглянул на Альбера.
— Дорогой мой, — сказал Альбер, — вы удостоили меня таким взглядом, что мне следовало бы вызвать вас на дуэль.
— Я готов принять ваш вызов, если ваша идея действительно так хороша, как вы утверждаете.
— Слушайте.
— Слушаю.
— Коляску достать нельзя?
— Нельзя.
— И лошадей тоже?
— Тоже.
— Но можно достать телегу?
— Может быть.
— И пару волов?
— Вероятно.
— Ну так вот, дорогой мой! Это нам и нужно. Я велю разукрасить телегу, мы оденемся неаполитанскими жнецами и изобразим в натуре знаменитую картину Леопольда Робера. Если, для большего сходства, графиня согласится надеть костюм крестьянки из Поццуоли или Сорренто, маскарад будет еще удачнее: она так хороша собой, что ее непременно примут за оригинал "Женщины с младенцем".
— Ей-Богу, — воскликнул Франц, — на этот раз вы правы, и это действительно счастливая мысль!
— И самая патриотическая: она воскрешает времена наших королей-лодырей! А, господа римляне, вы думали, что мы будем рыскать по вашим улицам пешком, как лаццарони, только потому, что у вас не хватает колясок и лошадей! Ну так мы их изобретем!
— И вы уже поделились с кем-нибудь этим гениальным изобретением?
— С нашим хозяином. Вернувшись из театра, я позвал его сюда и изложил ему свои желания. Он уверяет, что нет ничего лучше; я хотел, чтобы волам позолотили рога, но он говорит, что на это нужно три дня: нам придется отказаться от этой роскоши.
— А где он?
— Кто?
— Хозяин.
— Отправился за телегой. Завтра, может быть, уже будет поздно.
— Так он даст нам ответ еще сегодня?
— Я его жду.
В эту минуту дверь приоткрылась и показалась голова метра Пастрини.
— Permesso?[20]
—спросил он.— Разумеется, можно! — воскликнул Франц.
— Ну что? — спросил Альбер. — Нашли вы нам телегу и волов?
— Я нашел кое-что получше, — отвечал хозяин, по всей видимости весьма довольный собой.
— Остерегитесь, дорогой хозяин, — сказал Альбер, — от добра добра не ищут.
— Ваше сиятельство может положиться на меня, — самоуверенно отвечал метр Пастрини.
— Но в чем же все-таки дело? — спросил Франц.
— Вы знаете, что граф де Монте-Кристо живет на одной площадке с вами?
— Еще бы нам этого не знать, — сказал Альбер, — по его милости мы теснимся здесь, как два студента с улицы Сен-Никола-дю-Шардоне.
— Он узнал о вашей неудаче и предлагает вам два места в своей коляске и два места в окнах, снятых им в палаццо Располи.
Альбер и Франц переглянулись.
— Но можем ли мы принять предложение человека, которого мы совсем не знаем, — сказал Альбер.
— Кто он такой, этот граф де Монте-Кристо? — спросил Франц.
— Сицилийский или мальтийский вельможа, точно не знаю, но знатен, как Боргезе, и богат, как золотая жила.
— Мне кажется, — сказал Франц Альберу, — что, если верить метру Пастрини, такой человек, как этот граф, мог бы пригласить нас иначе, чем…
В эту минуту в дверь постучали.
— Войдите, — сказал Франц.
Лакей в щегольской ливрее остановился на пороге.
— От графа де Монте-Кристо барону Францу д’Эпине и виконту Альберу де Морсеру, — сказал он.
И он протянул хозяину две визитные карточки, а тот передал их молодым людям.
— Граф де Монте-Кристо, — продолжал лакей, — просит вас позволить ему как соседу посетить вас завтра утром, он хотел бы осведомиться у молодых господ, в котором часу им будет угодно принять его.
— Ничего не скажешь, — шепнул Альбер Францу, — все сделано как подобает.
— Передайте графу, — отвечал Франц, — что мы сами будем иметь честь нанести ему первый визит.
Лакей вышел.
— Состязание на учтивость, — сказал Альбер, — вы правы, метр Пастрини, ваш граф де Монте-Кристо очень воспитанный человек.
— Так вы принимаете его предложение? — спросил Пастрини.
— Разумеется, — отвечал Альбер. — Но, признаюсь, мне жаль нашей телеги, и если бы окно в палаццо Росполи не вознаградило нас за эту потерю, то я, пожалуй, остался бы при своей первоначальной мысли. Как вы думаете, Франц?
— Признаюсь, и меня соблазнило только окно в палаццо Росполи, — ответил Франц.
Предложение двух мест у окна в палаццо Росполи напомнило Францу подслушанный им в Колизее разговор между незнакомцем и транстеверинцем о спасении осужденного на казнь. Если человек в плаще, как предполагал Франц, был тем же самым лицом, чье появление в театре Арджентина так заинтриговало его, то он, несомненно, его узнает, и тогда ничто не помешает ему удовлетворить свое любопытство.
Франц заснул поздно. Мысли о незнакомце и ожидание утра волновали его. В самом деле, утром все должно было разъясниться; на этот раз таинственный хозяин с острова Монте-Кристо уже не мог ускользнуть от него, если только он не обладал перстнем Гигеса и благодаря этому перстню способностью становиться невидимым.
Когда Франц проснулся, еще не было восьми часов.
Альбер, не имевший причин с нетерпением ждать утра, крепко спал.
Франц послал за хозяином. Тот явился к нему и раскланялся с обычным подобострастием.
— Метр Пастрини, — сказал Франц, — если не ошибаюсь, на сегодня назначена чья-то казнь?