Граф де Монте-Кристо. Части 4, 5, 6

Минут десять Данглар размышлял об оставшейся в Париже жене, еще минут десять — о дочери, странствующей по свету в обществе мадемуазель д’Армильи; затем он посвятил десять минут своим кредиторам и планам, как лучше употребить их деньги; наконец, за отсутствием каких-либо других мыслей, закрыл глаза и заснул.

Впрочем, иногда разбуженный особенно сильным толчком, Данглар на минуту открывал глаза, и каждый раз он убеждался, что мчится все с той же быстротой по той же римской равнине, усеянной развалинами акведуков, которые кажутся гранитными великанами, окаменевшими на бегу. Но ночь была холодная, темная, дождливая, и было гораздо приятнее дремать в углу кареты, чем высовывать голову в окно и спрашивать, скоро ли они приедут, у кучера, который только и умел отвечать, что "non capisco".

И Данглар снова засыпал, говоря себе, что он всегда успеет проснуться, когда доедет до почтовой станции.

Карета остановилась; Данглар решил, что он, наконец, достиг желанной цели.

Он открыл глаза и посмотрел в оконное стекло, предполагая, что приехал в какой-нибудь город или, по меньшей мере, деревню, но он увидел только одинокую хибарку и трех-четырех человек, бродивших около нее как тени.

Данглар ожидал, что доставивший его на эту станцию кучер подойдет и спросит следуемую ему плату; он думал воспользоваться сменой кучеров, чтобы расспросить нового, но лошадей перепрягли, а за платой никто не явился.

Удивленный Данглар открыл дверцу, но чья-то сильная рука тут же ее захлопнула, карета покатила дальше.

Ошеломленный банкир окончательно проснулся.

— Эй! — крикнул он почтальону. — Эй! Mio саrо!

Эти слова Данглар помнил с тех времен, когда его дочь распевала дуэты с князем Кавальканти.

Но mio саго ничего не ответил.

Тогда Данглар опустил окно.

— Эй, приятель! Куда это мы едем? — сказал он, высовываясь.

— Dentro la testa! — послышался строгий и властный голос.

Данглар понял, что "Dentro la testa" означает: "Убери голову". Как мы видим, он делал быстрые успехи в итальянском языке.

Он повиновался, хоть и не без некоторого беспокойства, возраставшего с каждой минутой, и вскоре в его мозгу вместо той пустоты, которую мы отметили в начале его путешествия и следствием которой явилась его дремота, зашевелилось множество мыслей, как нельзя более способных обострить внимание путника, а тем более путника в положении Данглара.

В окружающем мраке глаза его приобрели ту зоркость, которая обычно сопровождает первые минуты сильных душевных волнений и которая от напряжения впоследствии притупляется. Раньше чем испугаться, человек видит ясно; от испуга у него в глазах двоится, а после испуга мутится.

Данглар увидел, что у правой дверцы скачет человек, закутанный в плащ.

"Должно быть, жандарм, — сказал он себе. — Неужели французская полиция сообщила обо мне по телеграфу папским властям?"

Он решил положить конец неизвестности.

— Куда вы меня везете? — спросил он.

— Dentro la testa! — угрожающе прозвучал тот же голос.

Данглар обернулся к левому окну.

И у левого окна скакал верховой.

— Видно, я попался, — пробормотал Данглар, и пот выступил у него на лбу.

Он откинулся в глубь кареты, но уже не для того, чтобы вздремнуть, а чтобы собраться с мыслями.

Немного погодя взошла луна.

Из глубины кареты Данглар бросил взгляд на равнину и снова увидел те огромные акведуки, каменные призраки, которые он уже заметил раньше, но только теперь они были уже не с правой стороны, а с левой.

Он понял, что карета повернула и что его везут обратно в Рим.

— Я погиб! — прошептал он. — Они добились моей выдачи.

Карета продолжала нестись с ужасающей скоростью. Прошел мучительный час, каждый новый призрак на его пути с несомненностью подтверждал беглецу, что его везут обратно. Наконец он увидел какую-то темную громаду, и ему показалось, что карета налетит на нее. Но лошади повернули и поехали вдоль этой темной громады; то была стена укреплений, опоясывающих Рим.

— Что такое? — пробормотал Данглар, — мы не въезжаем в город; значит, это не полиция арестовала меня. Боже милостивый! Неужели…

Волосы у него на голове встали дыбом.

Он вспомнил красочные рассказы о римских разбойниках, которым не верили в Париже; вспомнил, как Альбер де Морсер развлекал ими г-жу Данглар и Эжени в те времена, когда он должен был стать зятем одной и мужем другой.

— Неужели грабители! — пробормотал он.

Вдруг колеса застучали по чему-то более твердому, чем песчаная дорога. Данглар собрался с духом и выглянул и увидел причудливые силуэты развалин; его память, полная подробностей, которые описывал Альбер, подсказала ему, что он находится на Аппиевой дороге.

Налево, в низине, виднелась круглая выемка.

Это был цирк Каракаллы.

По приказанию человека, скакавшего справа, карета остановилась.

В то же время с левой стороны открылась дверца.

— Scindi![10]—приказал чей-то голос.

Данглар немедленно вышел из экипажа. Он еще не мог говорить по-итальянски, но уже понимал все.

Ни жив ни мертв, барон оглянулся по сторонам.

Его окружали четыре человека, не считая кучера.