Граф Дракула, вампир (сборник)

—Мне нечего сказать, профессор. Ваши аргументы чрезвычайно убедительны, и я не колебался бы ни минуты, если бы имел право, но в данном случае я не свободен. Я могу только просить .вас поверить мне. Если мне откажут, ответственность за то, что случится, будет лежать не на мне.

Я решил, что пора прекратить эту сцену, которая становится излишне трагикомической, и поэтому направился к двери со словами:

—Идемте, друзья мои, у нас есть дела, Спокойной ночи, Ренфилд,

Но когда я приблизился к двери, с пациентом, произошла новая перемена Он так быстро подошел ко мне, что у меня моментально зародилось подозрение, не собирается ли он вторично попытаться напасть на меня. Опасения мот, однако, были неосновательны, так как он умоляюще протянул ко мне руки и теперь жестами выражал ту же просьбу об освобождении. Хотя он заметил, что эти движения вредили ему в наших глазах, так как наводили на мысль о новом припадке, он все-таки продолжал умолять меня. Я взглянул на Ван Хелсинга и увидел в его глазах подтверждение собственного мнения, поэтому я сделался чуть сдержаннее, продолжая оставаться настороже, и сказал Ренфилду, что все его усилия напрасны. Я и раньше замечал у него нечто похожее на это растущее волнение именно в тех случаях, когда он добывался выполнения какого-нибудь из своих многочисленных фантастических требований, например в том случае, когда ему нужна была кошка; я полагал, что после категорического отказа он впадет в ту же угрюмую покорность, что и прежде. Мои ожидания не оправдались: убедившись, что просьба его не будет исполнена, он впал в неистовство. Он бросился на колени, протягивая ко мне руки и ломая их в жалобной мольбе, по щекам его катились слезы, а лицо и фигура выражали глубочайшее волнение.

— Позвольте умолять вас, доктор Сьюард, о, позвольте взывать к вам, чтобы вы сейчас же выпустили меня из этого дома. Отправьте меня куда и как хотите; пошлите со мной сторожей с кнутами и цепями, пусть они увезут меня в смирительной рубашке со связанными руками и ногами, закованными в железо, хоть в тюрьму, но выпустите меня отсюда! Я говорю от всего сердца и от всей души. Вы не знаете, кому и как вы вредите, а я не могу вам сказать! Горе мне! Я не могу сказать! Но во имя всего для вас святого, дорогого, в память вашей разбитой любви, во имя еще живущей в вас надежды, ради Всемогущего, возьмите меня отсюда и спасите от зла мою душу! Неужели вы не слышите меня, человек? Неужели не понимаете? Неужели никогда и не поймете? Разве вы не видите, что я теперь здоровый, нормальный человек, борющийся за спасение своей души? О, послушайте меня! Послушайте! Отпустите! Отпустите!

Я решил, что чем дольше это будет продолжаться, тем он больше будет неистовствовать и дело дойдет до припадка, поэтому взял его за руку и поднял с колен.

— Довольно,— сказал я строго,— довольно, я достаточно насмотрелся. Ложитесь в постель и постарайтесь вести себя прилично.

Он неожиданно затих невнимательно взглянул мне прямо в глаза Потом, не говоря ни слова, встал, медленно пошел и сел на край кровати. Покорность явилась так же неожиданно, как и в предыдущих случаях.

Когда я покидал комнату последним из нашей компании, он сказал мне спокойным юлосом благовоспитанного человека;

— Со временем, доктор Сьюард, вы отдадите мне справедливость: сегодня я сделал все, что в моих силах, чтобы убедить вас.

Глава XIX

ДНЕВНИК ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА

1 октября, 5 часов вечера.

Мы с легким сердцем отправились на поиски, потому что оставили Мину в прекрасном расположении духа. Я так рад, что она согласилась остаться и предоставить заботы нам, мужчинам. Мне страшно становилось от мысли, что она вообще участвует в этом ужасном деле. Но теперь, когда ее работа кончена и когда благодаря ее энергии, сообразительности и предусмотрительности вся история увязана в единое целое, она чувствует, что ее дело сделано и с этого момента остальное она может предоставить нам. Все мы были несколько взволнованы сценой с Ренфилдом. Выйдя от него, мы до самого возвращения в кабинет не обмолвились ни единым словом. Затем мистер Моррис сказал доктору Сьюарду:

— Послушайте, Джон, мне кажется, что если этот человек не замышляет какой-нибудь выходки, то он самый нормальный из сумасшедших, которых я когда-либо встречал. Я не вполне уверен, но мне сильно кажется, у него была какая-то серьезная цель, и, если это верно, пожалуй, жаль, что вышло вопреки его желанию.

Мы с лордом Годалмингом молчали, но доктор Ван Хелсинг добавил:

— Вы лучше меня знаете сумасшедших, Джон,я рад этому, так как боюсь, что, если бы мне пришлось решать вопрос о его освобождении, я бы, несомненно, освободил его до того истерического припадка, который мы наблюдали в конце вечера.

Но век живи — век учись, и в данном случае не надо было давать потачки, как выразился бы мой друг Квинси. Что ни делается — все к лучшему.

Доктор Сьюард ответил: