Граф Дракула, вампир (сборник)

Интерес Мины к нашему делу все возрастал, и я с радостью видел, что благодаря этому она на время забыла свое ужасное ночное приключение. Она была бледна, мертвенно-бледна, и притом так худа, что почти не видно было ее губ, поэтому виднелись зубы. Я ничего не сказал ей об этом, боясь огорчить, но вздрагивал от страха при мысли о том, что произошло с бедной Люси, когда граф высосал ее кровь. Хотя пока еще незаметно было, чтобы зубы стали острее, но ведь все случилось совсем недавно, и можно было опасаться самого худшего.

Когда мы стали подробно обсуждать порядок выполнения нашего плана и решать, как расставить наши силы, возникли новые сомнения. В конце концов было решено перед отправлением на Пиккадилли разрушить ближайшее логово графа. Если бы он и узнал об этом раньше времени, все-таки мы опередили бы его, и тогда его присутствие в чисто материальном, самом уязвимом виде дало бы нам в руки новые нити.

Что же касается расположения наших сил, профессор решил, что после посещения Карфакса мы все проникнем в дом на Пиккадилли; затем я и оба доктора останутся там, в то время как лорд Годалминг и Квинси отыщут и. разрушат убежище графа в Уолворте и Мил-Энде. Было, конечно, возможно и даже вероятней всего, как сказал профессор, что граф явится днем в свой дом на Пиккадилли, и тогда мы сможем там схватить его.

Во всяком случае, мы можем последовать за ним. Я упорно возражал против такого плана, то есть, собственно, против того, чтобы отправляться с другими, настаивая, что должен остаться для защиты Мины.

Я полагал, что смогу это сделать, но Мина не хотела и слышать об этом. Она сказала, что там от меня больше пользы, ведь среди бумаг графа могут оказаться полезные указания, которые я пойму легче, чем другие, после моего приключения в Трансильвании, и что, наконец, для борьбы с необыкновенным могуществом графа надо собрать все наши силы. Я вынужден был уступить, потому что решение Мины было непоколебимо; она сказала — ее последняя надежда в том, что мы станем работать все вместе.

— Что же касается меня,— прибавила она,— я его не боюсь. Я испытала уже самое худшее и, что бы ни случилось, найду хоть какое-нибудь успокоение. Ступай же, друг мой. Бог защитит меня, если такова Его воля, и без вас.

Тогда я встал и воскликнул:

— Итак, с богом! Пойдем, не теряя больше времени. Граф может прийти на Пиккадилли раньше, чем мы предполагаем.

— Нет, этого не случится,— произнес Ван Хелсинг, подняв руку.

— Почему? — спросил я его.

— Разве вы забыли,— ответил он, пытаясь улыбнуться,— что в прошлую ночь он пировал и поэтому встанет позже?

Разве я мог это забыть? Разве я когда-нибудь это забуду? Забудет ли кто-нибудь из нас ужасную сцену? Мина собрала все свои силы, чтобы сохранить спокойствие. Но страдание оказалось сильней, и, закрыв лицо руками, она задрожала и жалобно застонала.

Ван Хелсинг вовсе не желал напомнить ей о ужасном происшествии. Он просто по своей рассеянности забыл р ее присутствии и упустил из виду ее участие в этом деле. Увидев, какое действие произвели его слова, он сам испугался и попытался ее успокоить.

— Мадам Мина,— говорил он,— милая, милая мадам Мина! Увы! Как же я, при всем моем уважении к вам, мог так забыться! Простите меня, старого глупца! Вы забудете это, правда?

Говоря это, он склонился над ней, а она, взяв его за руку и глядя на него сквозь слезы, хрипло сказала;

— Нет, не забуду! Лучше мне это помнить. У меня много прекрасных воспоминаний о вас, я буду помнить обо всех вместе. Но вам пора! Завтрак готов, нам надо поддержать силы.

Наш завтрак не походил на обычный завтрак. Мы пытались казаться веселыми и подбадривали друг друга, но самой любезной и веселой из нас была Мина По окончании завтрака Ван Хелсинг встал, и сказал:

— Теперь, друзья мои, приступим к исполнению нашего ужасного плана. Скажите, все ли вооружены так, как в ту ночь, когда мы впервые проникли в логово нашего врага? Воорркены ли против нападения духов и против нападения смертных людей? Если да, то все в порядке. Мадам Мина, вы, во всяком случае, здесь в полной безопасности — до захода солнца, а до этого времени мы вернемся... если нам вообще суждено вернуться! Но прежде чем уйти, я хочу удостовериться в том, что вы вооружены против его личного нападения. Пока вы были внизу, я сам все приготовил в вашей комнате и оставил там некоторые предметы, при виде которых, как вы знаете, он не войдет. Теперь позвольте лше защитить вас лично. Этой освященной облаткой я касаюсь вашего чела во имя Отца и Сына и...

Послышался страшный стон, от которого у нас замерло сердце. Когда он коснулся облаткой чела Мины, то она обожгла ей кожу, будто ее лба коснулись куском раскаленного добела железа. Как только она почувствовала боль, она сейчас же все поняла, ее измученные нервы не выдержали, и она испустила этот ужасный стон. Но дар речи скоро вернулся к ней; не успел заглохнуть отголосок стона, как наступила реакция, и она в отчаянии упала на колени, закрыв лицо своими чудесными волосами, точно скрывая струпья проказы на лице. Она заговорила сквозь рыдания: