Граф из Техаса

— Au contraire![10] — Крессида взглянула как играют мускулы загорелых предплечий Прескотта и на движение его широких плеч под рубашкой. — Наш графствующий кузен с одной стороны может показаться полуцивилизованным дикарем, но с другой стороны, мне кажется, ты мог и поучиться некоторым его американским манерам.

И кроме того, она подумала, что этот американец, похоже, знает, как удовлетворить женщину в постели, но вовсе не собиралась говорить об этом глупому щепетильному Гарольду. Это могло его шокировать.

— Ты права в том, что он — полуцивилизованный дикарь, но говорить о его манерах? У этого неотесанного американца нет вообще никаких манер, насколько я могу судить.

Люсинда, которая шла к Прескотту, неся большой кувшин лимонада, уловила краем уха только маленькую часть произносимого шепотом разговора, но уже этого было достаточно, чтобы поднять в ее душе бурю негодования.

— Он гораздо лучше всех вас вместе взятых, — тихо сказала Люсинда, быстро пройдя мимо этого трио.

— Что она сказала? — спросила тетушка Чарити.

— Я не знаю. Я не совсем поняла, — ответила Крессида.

— Интересно, наверное, считает себя чрезвычайно воспитанной леди, — сказал Гарольд. — Она и ведет себя соответствующе.

— Она может вести себя как угодно, но все равно никогда не станет ею, — сказала Крессида. — Она просто одна из бедных родственниц кузена Прескотта. Незаконнорожденная, насколько я поняла.

— Однако очень привлекательная, — сказал Гарольд.

— Ведь ты не станешь без памяти влюбляться в нее, не так ли, кузен Гарольд?

— Очень даже может быть.

Крессида запрокинула голову назад и рассмеялась.

— Она совершенно тебе не подходит, Гарольд.

— Вот-вот, — согласилась тетя Чарити.

— Почему же это не подходит?

— По одной причине — ей не хватает высокого происхождения.

— Дорогая кузина, любой человек, рожденный в семье Трефаро, имеет достаточно высокое происхождение.

— Хорошо, тогда она просто не подходящего для тебя пола.

— Ты опять за свое? Ты, лицемерное животное, порочишь мою мужественность?

— Какую мужественность?

— О, с меня довольно, — сказала тетушка Чарити, поднимаясь. — Вы вдвоем своими спорами вызвали у меня страшнейшую головную боль. Теперь мне понадобится по крайней мере три часа отдыха, прежде чем я смогу с кем-то опять приятно общаться.

— Три часа? — повторил Гарольд, когда старуха отошла на порядочное расстояние и не могла уже его услышать. — Она не сможет ни для кого стать приятной и через три года.

— И об этом говоришь ты!

Стоя у края ямы для костра в ожидании, когда языки пламени превратят дубовые поленья в единую массу пышущих жаром углей, Прескотт выпил лимонад, который налила для него Люсинда. Он взглянул на вершину холма и увидел своих кузенов, которые с трудом тащились назад к замку, при этом опять о чем-то споря по дороге.

— Я и не думал, что их хватит надолго, — сказал он. — Они выглядят так, как будто ни один из них не видел за всю свою жизнь и луча солнечного света. Им похоже стало слишком жарко.

— Жарко или скучно, — сказала Люсинда.

— Если ты права, то я, к черту, отменю сегодняшнее маленькое торжество и предоставлю им самим развлекать друг друга. Не сомневаюсь, что они в скором времени перегрызут друг другу глотки. Таким образом мы очень быстро избавимся от них.

— Тогда ты возьмешь на себя грех двойного убийства! Твоя кузина Крессида, кажется, недолюбливает твоего кузена Гарольда.

— И я тоже, но не думаю, что мог бы прибегнуть к убийству, чтобы избавиться от него.

— Тогда, возможно, ты убьешь ее?

— А вот это неплохая идея, — Прескотт подсмотрел на костер и очень обрадовался тому, что увидел. — Теперь уже совсем недолго. Еще несколько минут, и мы сможем начать готовить мясо. Как идут дела на кухне?

— Я думаю, у них все идет наилучшим образом. Миссис Свит приготовила соус в точном соответствии с твоим рецептом, но она отказалась попробовать его.

— Почему?

— Сказала, что выглядит, как отрава.

Прескотт засмеялся.

— Нет, им нельзя отравиться. В худшем случае он может вызвать у тебя переворот в желудке где-то ближе к полуночи, но никак не убьет тебя.

«Переворот в желудке», — повторила про себя Люсинда, улыбнувшись. В речи Прескотта встречались порою такие интересные и забавные выражения.

— Тебе удалось найти тот костюм, который ты хотела, прежде, чем мои родственнички вычистили наш чердак? — спросил он.

— Да, спасибо.

— Могу побиться об заклад, что он очень красив.

— Я тоже так думаю.

— Не могу дождаться, чтобы увидеть его.

— Мне кажется, ты будешь приятно удивлен, — сказала она. — А ты нашел себе костюм на сегодняшний карнавал?

— Да. У меня он был на примете с самого начала, когда мне впервые в голову пришла мысль о том, чтобы мы все оделись в карнавальные костюмы.

— И какой исторический период будет представлять твой костюм?

— Недавний.

— Насколько недавний? Георгианский? Регентство?

— Нет, еще ближе к нашим дням.

Что-то в его тоне насторожило ее, и она почувствовала беспокойство и озабоченность.

— Прескотт?

— Да?

— Что за плутовство ты замышляешь в своей бедовой голове?

— Ничего, дорогая. И с чего это тебе пришла подобная мысль?