Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста

«На сём месте погребена Елена де Ласкари третья жена, урождённая Хрисоскулеева. Несчастный муж, я кладу в сию могилу печальные останки любезной жены. Прохожий! Ты, который причину слёз моих зришь, возстони о печальной судьбе и знай, что добродетель, таланты, прелести вотще смерти противоборствуют». Так он написал на надгробии своей следующей жены.

Вторая Агафия Иванна, выходя замуж за несчастного вдовца, очень его жалела, возможно, и полюбила даже… А что думала третья невеста, идя под венец с предприимчивым греком? Может быть об его деньгах или о несуществующих успехах при дворе — кто знает…

Узнав о похоронах третьей девушки, императрица задумчиво покачала головой — такой прыти от своего «засланного казачка» она не ожидала. Ласкари не стал вельможей, не стал дворянином, но он был теперь богатым человеком, очень богатым, одним из самых богатых людей в Петербурге.

А Фальконет тем временем неистово работал. Вот и сегодня он стоял у Большой модели, пристально разглядывая её, словно видел в первый раз. Ласкари был здесь же, записывал что-то в большую расходную книгу.

— В Конторе строений требуют подробных отчётов, на что мы тратим деньги. Генерал Бецкой очень придирчив, ему приходится ежегодно держать отчёт перед Сенатом об израсходованных средствах на построение монумента… — Заметил он, не отрывая глаз от своих цифр.

— Читали Вы, что он мне написал? — Встрепенулся Фальконет. — Каких только аллегорий он ни велит у подножия монумента поставить: и Варварство России, и Любовь народа…

— Я желал бы Вас предостеречь, профессор Фальконет… — Осторожно заметил Ласкари. — Генерал Бецкой весьма интересуется Вашей перепиской с Дидеротом, говорит, что в письмах оных могут и государственные тайны содержаться…

Фальконет вздохнул.

— Микеланджело не выдержал бы и трёх недель при дворе Екатерины … Впрочем, в Петербурге о Бецком разное говорят, я слышал, он свои немалые средства в дела просвещения вложил… Говорят, Воспитательный дом, казённые училища…

— Так-то оно так, только от средств этих Иван Иванычу такие проценты идут, что можно ещё один такой Воспитательный дом построить или открыть ещё одно общество благородных девиц… — язвительно заметил шевалье.

— Господь ему судья… — Думая о своём, перевёл разговор на другую тему Фальконет. — Я — француз. Мне немало лет, но только сейчас я приступил к главному делу всей своей жизни. И как бы мне генерал Бецкой ни мешал, я выполню его… А Вы, мой друг, — грек, и в деле моём — моя правая рука… Разве не промысел Божий, что мы оба сейчас в России служим?

— В тени чужой славы жизнь проводить — занятие мало весёлое… — Мрачно отозвался Ласкари.

— Э, шевалье… Вы молоды… А что может быть лучше молодости! При таком покровителе, как генерал Бецкой, Вы на своём коне намного дальше ускачете, чем мой Пётр Великий, которому генерал пути не даёт… Новый чин, я вижу, Вы каждый год получаете…

— Пустяки! — отмахнулся Ласкари. — У государыни кучер в чине подполковника! Вас, профессор Фальконет, потомки и без чинов не забудут, а я до генерала дослужусь — вряд ли кто вспомнит……

— Мы сегодня с Вами мрачно настроены, а от дурных мыслей лечит только работа… В моём кабинете на столе, шевалье, лежит список всего, что нам надобно, чтобы закончить к сроку Большую модель… Проверьте, не забыл ли я чего… И скачите в Контору строений, просите, чтоб не мешкали, а за мной задержки не будет… Экипаж мой можете брать, когда пожелаете… Он всегда наготове у крыльца.

— Благодарю Вас, верхом быстрее будет… Так на Вашем столе список, говорите?

Он ушёл, а Фальконет, вздохнув, вновь погрузился в работу. Он не услышал, как в мастерскую вошёл Пётр Иваныч Мелиссино. Полковник растерянно потоптался у дверей, но спросил громко и зычно.

— Где тут профессор Фальконет?

Фальконет, не сразу оторвался от модели, повернулся к гостю. Мелиссино несколько смутился.

— Не признал я Вас, профессор Фальконет… Простите великодушно…

— Меня в рабочем одеянии, да перемазанного глиной мало кто признать может… Проходите, дорогой Пётр Иваныч! Слов нет, как я рад видеть Вас …

Фальконет был, действительно, очень рад появлению Мелиссино. Узнав, что Пётр Иваныч ненадолго прибыл из армии в Петербург, тотчас же стал искать с ним встречи, а повстречав, обратился к нему с самой нижайшей просьбой. Что было делать? Берейтор, с которым так славно было работать, от безденежья в Москву собрался бежать… Фальконет писал императрице, просил слёзно повысить и жалованье ему, и чин… Неделя прошла — ответа нет, а без натуры ваятель никак не мог…

— Так что ж… — Мелиссино был весьма польщён вниманием знаменитого художника, о котором только и разговору было теперь в Петербурге. — Я домой, и в самом деле, ненадолго, и потому готов приступить к делу, немедля… Каких лошадей Вам императрица из своей конюшни предоставила?

— Кони великолепны! Бриллиант и Каприз, знаете верно? Их так смешно конюхи величают, с французской приставкой «де» — «де Бриллиант» и «де Каприз»…

— Знаю, знаю… Велика честь — любимые лошади государыни… Так мы идём?

Фальконет вытер руки от глины.