Граф Мирабо

Гости стали занимать места у стола, собравшего сегодня лишь небольшой избранный кружок, отвечавший, однако, своей репутации парламентского обеда у графа де ла Марк. Здесь были герцог Лозэн, герцог Аренберг, старший брат графа де ла Марк, затем граф д’Эскар, один из придворных кавалеров графа д’Артуа, генерал-лейтенант граф де Граммон, маркиз Фуко де Лардимали, принц Поа и некоторые другие, такой же аристократической окраски члены национального собрания.

– Жду еще аббата Сийеса, – сказал граф де ла Марк, указывая на незанятое место. – Он тоже не хотел идти на сегодняшнее заседание. Однако усердие к обязанностям члена третьего сословия увлекло его туда, как видно. Или, быть может, он придет позднее, чтобы промолчать нам нечто весьма умное и удачное, так как у этого человека способ молчания производит неизвестно почему впечатление, оживляющее и руководящее всяким разговором.

– Знаю кого-то, кто будет очень несчастлив, что графа Мирабо не будет сегодня в национальном собрании, – сказал расположенный к веселым поддразниваниям герцог Лозэн. – Это та дама в черном, всегда присутствующая на трибуне для публики и в то время, как граф Мирабо пускает громовые стрелы своего красноречия, чуть ли не сияющая через всю залу блеском своих глаз. Скажите, бога ради, граф Мирабо, кто эта интересная дама? Вчера я встретил ее даже в магазине архитектора Палоа, изготовившего все эти прекрасные вещи из камней разрушенной Бастилии. Она купила там себе Мирабо, так превосходно высеченного из этого почтенного серого бастильского камня.

– Эта черная дама, милостивые государи, моя жена, графиня Мирабо, разведенная со мною, – спокойно отвечал Мирабо. – Не думаю, чтобы она из-за меня столь усердно посещала национальное собрание. Она вообще интересуется текущей политикой.

– Нет, нет, – с оживлением возразил герцог Лозэн. – Не покупают себе человека из бастильских камней, если о нем любовно не мечтают. Притом же вещи эти страшно дороги. Революция оценивает свое разорение весьма высоко. Хотя я старый греховодник-аристократ, однако мне тоже хотелось иметь какой-нибудь маленький предмет искусства из камня этой крепости тиранов, как ее теперь называют, и я купил себе этого старого проказника Вольтера, из славного ядовитого зуба которого вытекает еще весь сегодняшний яд. И подумайте только, я должен был заплатить триста ливров за этого сочинителя Кандида, хотя материал не стоит ни одного су!

– Ни одного су? – спросил, улыбаясь, Мирабо. – Много дороже должен бы он стоить Франции. Я купил себе Руссо из этого революционного материала и поставил его перед собою рядом с чернильницей на моем пюпитре в зале заседаний. Удивительно, что статуэтки Неккера не находят сбыта. Народ хотя и приготовил вновь призванному министру восторженный, торжественный прием, однако вслед за ним внезапно наступило поразительное охлаждение. Чувствуется, что революция оставила уже Неккера позади себя, и что скоро он будет у народного движения на пенсионе, так как никакой пользы ему уже принести не может. Но все-таки бюсты его изготовлены из бастильского камня.

– Сегодня, милостивые государи, берут другую Бастилью, а именно феодализм, – начал маркиз Фуко де Лардимали с некоторой печальной торжественностью. – Думаю, однако, что феодальные права, служащие опорою всей монархии, не так легко будет снести и срыть до основания, как это удалось с твердыней улицы Сент-Антуан. Феодальные права – это собственно остов государственного тела, ибо без крепостного права, без поземельной ренты и десятинного сбора, без прав владельца и прав охоты, без освобождения от податей и судебных сборов, без общинных и провинциальных привилегий монархия не может испустить ни одного здорового вздоха. И все это, что создавалось и жило веками, господа в Salle des Menus хотят в одну ночь низвергнуть и вырвать с корнем из земли? Дворянин, который к такому безумному преступлению приложил бы руку, заслуживал бы быть заклеймленным как осквернитель храма.

– А между тем двое дворян положили начало парламентской оргии сегодняшней ночи, – сказал Мирабо. – Не левая, а правая сторона впервые завела речь об этом. Виконт де Ноайль и герцог д’Эгильон, первыми предложившие отмену феодальных тягостей, сидят оба на правой стороне, тогда как Сийес и я, не желающие разрушать сразу национальный организм, имеем родное местопребывание на левой.

– Главный поджигатель, следовательно, виконт де Ноайль, – вновь начал со своею тонкою улыбкой граф де ла Марк. – Это молодой, легкомысленный лейтенант, ничего не имеющий и которому поэтому и терять нечего, но жаждущий популярности еще больше, чем тонких вин у стола герцога д’Эгильон, богатейшего феодала французской монархии, веселым товарищем которого он состоит.