Граф Мирабо

Но на улице, среди ночной тишины, поднялся новый сильный шум, направлявшийся к казармам лейб-гвардии. Казарма тотчас же пала под натиском яростной толпы народа, ворвавшейся в превосходящем силою числе, разрушая и уничтожая все на своем пути. Немногие находившиеся тут лейб-гвардейцы искали спасения в бегстве и бросились к королевскому замку. Некоторые из них были убиты, другие страшным образом изуродованы.

Теперь же, с рассветом, бешеная предприимчивость масс, как бы по молчаливому соглашению, обратилась к замку. Один вход оказался покинутым часовыми. В него-то и проникла шумная толпа, переполнившая скоро все дворы и коридоры, и сперва тихо и осторожно, а потом с неудержимою яростью направилась к королевским покоям. Внезапно из этой катившейся по коридору толпы раздался резкий шипящий возглас: «Голову королевы!» – и страшным грозным ревом, последовавшим за этим возгласом, наполнился теперь весь королевский замок. Толпа напирала дальше, убила стоявших на пути нескольких часовых и встретила упорное сопротивление лишь со стороны караула, стоявшего перед дверьми спальни королевы и защищавшегося до тех пор, пока и он не пал под остриями пик и ударами ружейных прикладов.

Страшным стуком в дверь Мария-Антуанетта была разбужена и поднялась на постели. В ту же минуту вбежала ее камер-фрау и сообщила королеве о происшедших ужасах, спастись от которых было едва ли возможно.

Мария-Антуанетта вскочила с кровати и поспешно, не одеваясь, в одном ночном белье, бросилась в боковую дверь, которая вела из ее опочивальни во внутренний коридор, длинный и узкий проход, соединявший покои королевы с «oeil de boeuf»[29] и далее с покоями короля. Гонимая ужасом, королева бежала через этот проход, но вдруг была поражена, найдя дверь в конце коридора запертою. Несколько минут пришлось ей стучать в нее, но тут с криком радости почувствовала она себя в объятиях короля, вышедшего к ней навстречу и прижавшего ее к своей груди.

Тем временем яростная толпа с мрачными намерениями осаждавшая опочивальню королевы, выломала дверь и, с ревом требуя своей жертвы, ворвалась внутрь покоя. Добрались до самой постели королевы, и какой-то человек с рыжей бородой, личность известная в преступном мире Парижа, со злобным смехом сорвал висевшие над кроватью занавеси. Общий крик вырвался при виде пустой постели. Люди с пиками бросились на нее, стащили на пол подушки и изорвали их своим оружием.

В эту минуту вошел Мирабо. С неизъяснимым чувством взирал он на это место, послужившее сценой столь отвратительному злодеянию. Распространившимся вскоре по всему Версалю страшным известием о происшедшем он, вместе со многими другими членами национального собрания, был вновь привлечен в замок, где, услыхав, что жизнь королевы в опасности, устремился прямо в ее покои. Страшно возбужденный, пылая желанием спасти ее, он подошел к постели королевы, обнажив свою шпагу, чтобы прогнать бесчинствующих. Наклонившись над постелью, в которой за минуту перед тем почивала Мария-Антуанетта, он одной рукой дотрагивался до пуховика, сохранившего еще, казалось, теплоту тела королевы. Теплота эта пробежала по нему электрическим током и, заставив его забыть об угрожавшей ему опасности, наполнила восторгом все существо его.

Толпа узнала графа Мирабо, но не придала серьезного значения тому, что он явился противником ее поступков. На него мало обратили внимания, готовясь заняться розыском в замке.

Очнувшись от своего мечтательного очарования перед постелью королевы, Мирабо увидал себя в большом покое почти одиноким. Вдали от него двигались какие-то фигуры, но его глаза все возвращались к постели, от которой не могли оторваться.

Внезапно он почувствовал удар сильной руки по плечу и, оглянувшись почти с испугом, увидал суровое, холодное, насмешливо глядящее на него лицо депутата Петиона.

– Привлекательное зрелище для мужей левой стороны, – сказал Петион, злобно улыбаясь и указывая на разоренную постель королевы. – Кажется, наш товарищ Мирабо ловит благоухания атмосферы Марии-Антуанетты. Не будет ли это тоже изменой народному делу, за которой мы застаем здесь графа Мирабо?

Мирабо, с досадой возразив несколько слов, теперь только заметил, что был окружен депутатами, между которыми узнал Робеспьера, Барнава и Гильотэна. Двое первых глядели на него недоверчиво и злобно. Доктор же Гильотэн, со своей необыкновенно мягкой, привлекательной улыбкой, дружески протянул Мирабо руку, прибавив, однако, насмешливо, что графу следует извинить, что его из прекрасных мечтаний возвращают к действительности.

Мирабо молча, со скрещенными на груди руками, спокойно смотрел на этих господ, с пламенным революционным рвением которых он уже не раз в последнее время расходился в национальном собрании и, как он думал, навлек на себя их ненависть.