Граф Монте-Кристо

Но вместо того чтобы встретить эти слова благосклонно, как имел право надеяться Морсер, Данглар нахмурился и, не приглашая графа снова сесть, сказал:

— Прежде чем дать вам ответ, граф, мне необходимо подумать.

— Подумать, — возразил изумленный Морсер. — Разве у вас не было времени подумать? Ведь восемь лет прошло с тех пор, как мы с вами впервые заговорили об этом браке.

— Каждый день возникают новые обстоятельства, граф, — отвечал Данглар, — они вынуждают людей менять уже принятые решения.

— Что это значит? — спросил Морсер. — Я вас не понимаю, барон!

— Я хочу сказать, сударь, что вот уже две недели, как новые обстоятельства…

— Позвольте, — сказал Морсер, — зачем нам разыгрывать эту комедию?

— Какую комедию?

— Объяснимся начистоту.

— Извольте.

— Вы виделись с графом Монте-Кристо?

— Я вижу его очень часто, — важно сказал Данглар, мы с ним друзья.

— Ив одну из последних встреч вы ему сказали, что вас удивляет моя забывчивость, моя нерешительность касательно этого брака.

— Совершенно верно.

— Так вот, как видите, с моей стороны нет ни забывчивости, ни нерешительности, напротив, я явился просить вас выполнить ваше обещание.

Данглар ничего не ответил.

— Может быть, вы успели передумать, — прибавил Морсер, — или вы меня вызвали на этот шаг, чтобы иметь удовольствие унизить меня?

Данглар понял, что, если он будет продолжать разговор в том же тоне, это может грозить ему неприятностями.

— Граф, — сказал он, — вы имеете полное право удивляться моей сдержанности, я вполне вас понимаю. Поверьте, я сам очень этим огорчен, но меня вынуждают к этому весьма серьезные обстоятельства.

— Все это отговорки, сударь, — возразил граф, — другой на моем месте, быть может, и удовлетворился бы ими, но граф де Морсер — не первый встречный. Когда он является к человеку и напоминает ему о данном слове, и этот человек не желает свое слово сдержать, то он имеет право требовать хотя бы объяснения.

Данглар был трусом, но не хотел казаться им; тон Морсера задел его за живое.

— Объяснение у меня, конечно, имеется, — возразил он.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что хотя объяснение у меня и имеется, но дать его нелегко.

— Но согласитесь, — сказал Морсер, — что я не могу удовольствоваться вашими недомолвками; во всяком случае для меня ясно, что вы отвергаете родственный союз между нами.

— Нет, сударь, — ответил Данглар, — я только откладываю свое решение.

— Но не думаете же вы, что я подчинюсь вашей прихоти и буду смиренно ждать, пока вы мне вернете свое благоволение?

— В таком случае, граф, если вам не угодно ждать, будем считать, что наши планы не осуществились.

Граф до боли закусил губу, чтобы не дать воли своему высокомерному и вспыльчивому нраву, он понимал, что при данных обстоятельствах он один окажется в смешном положении Он направился было к двери, но вдруг раздумал и вернулся.

Тень прошла по его чину, выражение оскорбленной гордости сменилось признаками смутного беспокойства.

— Послушайте, дорогой Данглар, — сказал он, — мы с вами знакомы не первый год и должны немного считаться друг с другом Я прошу вас объясниться. Должен же я по крайней мере знать, какое злополучное обстоятельство заставило вас изменить свое отношение к моему сыну.

— Это ни в какой мере не касается лично виконта, вот все, что я могу вам сказать, — отвечал Данглар, к которому вернулась его наглость, когда он увидел, что Морсер несколько смягчился.

— А кого это касается? — побледнев, спросил Морсер изменившимся голосом.

Данглар, от которого не ускользнуло его волнение, посмотрел на него более уверенным взглядом, чем обычно.

— Будьте благодарны мне за то, что я не выражаюсь яснее, — сказал он.

Нервная дрожь, вызванная, вероятно, сдерживаемым гневом, охватила Морсера.

— Я имею право, — ответил он, делая над собой усилие, — и я требую, чтобы вы объяснились. Может быть, вы имеете что-нибудь против госпожи де Морсер? Может быть, вы считаете, что я недостаточно богат? Может быть, мои взгляды не сходны с вашими?..

— Ни то, ни другое, ни третье, — сказал Данглар, — это было бы непростительно с моей стороны, потому что, когда я давал слово, я все это знал. Не допытывайтесь. Я очень сожалею, что так встревожил вас. Поверьте, лучше оставим это. Примем среднее решение: ни разрыв, ни обязательство. Зачем спешить? Моей дочери семнадцать лет, вашему сыну двадцать один. Подождем. Пусть пройдет время, может быть, то, что сегодня нам кажется неясным, завтра станет слишком ясным; бывает, что в один день опровергается самая убийственная клевета.

— Клевета? — воскликнул Морсер, смертельно бледнея. — Так меня оклеветали?

— Повторяю вам, граф, не требуйте объяснений.

— Итак, сударь, я должен молча снести отказ?

— Он особенно тягостен для меня, сударь. Да, мне он тяжелее, чем вам, потому что я надеялся иметь честь породниться с вами, а несостоявшийся брак всегда бросает большую тень на невесту, чем на жениха.

— Хорошо, сударь, прекратим этот разговор, — сказал Морсер.

И, яростно комкая перчатки, он вышел из комнаты.