Граф Монте-Кристо

— Значит, вы считаете, что я должен сам пойти к Бошану?

— Да.

— Один?

— Один. Если хочешь, чтобы человек поступился своим самолюбием, надо оградить это самолюбие от излишних уколов.

— Пожалуй, вы правы.

— Я очень рад.

— Я поеду один.

— Поезжайте; но еще лучше — не ездите вовсе.

— Это невозможно.

— Как знаете, все же это лучше того, что вы хотели сделать.

— Но если несмотря на всю осторожность, на все принятые мною меры дуэль все-таки состоится, вы будете моим секундантом?

— Дорогой виконт, — серьезно сказал Монте-Кристо, — однажды вы имели случай убедиться в моей готовности оказать вам услугу, но сейчас вы просите невозможного.

— Почему?

— Быть может, когда-нибудь узнаете.

— А до тех пор?

— Я прошу вашего разрешения сохранить это в тайне.

— Хорошо. Я попрошу Франца и Шато-Рено.

— Отлично, попросите Франца и Шато-Рено.

— Но если я буду драться, вы не откажетесь дать мне урок фехтования или стрельбы из пистолета?

— Нет, и это невозможно.

— Какой вы странный человек! Значит, вы не желаете ни во что вмешиваться?

— Ни во что.

— В таком случае не будем об этом говорить. До свидания, граф.

— До свидания, виконт.

Альбер взял шляпу и вышел.

У ворот его дожидался кабриолет; стараясь сдержать свой гнев, Альбер поехал к Бошану; Бошан был в редакции.

Альбер поехал в редакцию.

Бошан сидел в темном, пыльном кабинете, какими всегда были и будут редакционные помещения.

Ему доложили о приходе Альбера де Морсер. Он заставил повторить это имя два раза; затем, все еще не веря, крикнул:

— Войдите!

Альбер вошел.

Бошан ахнул от удивления, увидев своего друга.

Альбер шагал через кипы бумаги, неловко пробираясь между газетами всех размеров, которые усеивали крашеный пол кабинета.

— Сюда, сюда, дорогой, — сказал он, протягивая руку Альберу, — каким ветром вас занесло? Вы заблудились, как Мальчик-с-пальчик, или просто хотите со мной позавтракать? Поищите себе стул; вон там стоит один, рядом с геранью, она одна напоминает мне о том, что лист может быть не только газетным.

— Как раз из-за вашей газеты я и приехал, — сказал Альбер.

— Вы? А в чем дело?

— Я требую опровержения.

— Опровержения? По какому поводу? Да садитесь же!

— Благодарю вас, — сдержанно ответил Альбер с легким поклоном.

— Объясните?

— Я хочу, чтобы вы опровергли одно сообщение, которое затрагивает честь члена моей семьи.

— Да что вы! — сказал Бошан, донельзя изумленный. — Какое сообщение?

Этого не может быть.

— Сообщение, которое вы получили из Янины.

— Из Янины?

— Да. Разве вы не понимаете, о чем я говорю?

— Честное слово… Батист, дайте вчерашнюю газету! — крикнул Бошан.

— Не надо, у меня есть.

Бошан прочел:

— «Нам пишут из Янины» — и т.д. и т.д.

— Теперь вы понимаете, что дело серьезное, — сказал Морсер, когда Бошан дочитал заметку.

— А этот офицер ваш родственник? — спросил журналист.

— Да, — ответил, краснея, Альбер.

— Что же вы хотите, чтобы я для вас сделал? — кротко сказал Бошан.

— Я бы хотел, Бошан, чтобы вы поместили опровержение.

Бошан посмотрел на Альбера внимательно и дружелюбно.

— Давайте поговорим, — сказал он, — ведь опровержение — это очень серьезная вещь. Садитесь, я еще раз прочту заметку.

Альбер сел, и Бошан с большим вниманием, чем в первый раз, прочел строчки, вызвавшие гнев его друга.

— Вы сами видите, — сказал твердо, даже резко, Альбер, — в вашей газете оскорбили члена моей семьи, и я требую опровержения.

— Вы… требуете…

— Да, требую.

— Разрешите мне сказать вам, дорогой виконт, что вы плохой дипломат.

— Да я и не стремлюсь быть дипломатом, — возразил, вставая, Альбер. Я требую опровержения этой заметки, и я его добьюсь. Вы мой друг, — продолжал Альбер сквозь зубы, видя, что Бошан надменно поднял голову, — и, надеюсь, вы достаточно меня знаете, чтобы понять мою настойчивость.

— Я ваш друг, Морсер. Но я могу забыть об этом, если вы будете и дальше разговаривать в таком тоне… Но не будем ссориться, пока это возможно… Вы взволнованы, раздражены… Скажите, кем вам доводится этот Фернан?

— Это мой отец, — сказал Альбер. — Фернан Мондего, граф де Морсер, старый воин, участник двадцати сражений, и его благородное имя хотят забросать грязью.

— Ваш отец? — сказал Бошан. — Это другое дело, я понимаю ваше возмущение, дорогой Альбер… Прочтем еще раз…

И он снова перечитал заметку, на этот раз взвешивая каждое слово.

— Но где же тут сказано, что этот Фернан — ваш отец? — спросил Бошан.

— Нигде, я знаю; но другие это увидят. Вот почему я и требую опровержения этой заметки.

При слове требую Бошан поднял глаза на Альбера и, сразу же опустив их, на минуту задумался.

— Вы дадите опровержение? — с возрастающим гневом, но все еще сдерживаясь, повторил Альбер.

— Да, — сказал Бошан.

— Ну, слава богу! — сказал Альбер.

— Но лишь после того, как удостоверюсь, что сообщение ложное.

— Как!

— Да, это дело стоит того, чтобы его расследовать, и я это сделаю.

— Но что же тут расследовать, сударь? — сказал Альбер, выходя из себя — Если вы не верите, что речь идет о моем отце, скажите прямо; если же вы думаете, что речь идет о нем, я требую удовлетворения.

Бошан взглянул на Альбера с присущей ему улыбкой, которой он умел выражать любое чувство.