Граф Никита Панин

Наконец, Елизавета согласилась на более скромный брак — с младшим братом герцога Голштинского — епископом Любекской епархии Карлом–Августом. Уже все было готово к свадьбе, уже Елизавета сшила себе умопомрачительное свадебное платье, уже и жених прибыл из-за границы в столицу России, но до алтаря дело так и не дошло. Карл–Август подхватил оспу и умер накануне свадьбы.

Остерман, злой гений России и великий государственный деятель Екатерины Первой, задумал соединить две враждующие царствующие ветви, женить маленького Петра, сына царевича Алексея, на Елизавете. И состоялся бы этот брак, да захотелось Елизавете возбудить ревность незрелого жениха — ему шел тринадцатый год, а ей уже было семнадцать. И она стала усиленно кокетничать с Бутурлиным, не имея к нему никакой склонности. А жених возьми да обидься всерьез. Так и расстроилась эта свадьба, и Елизавета потеряла не только мужа, но и корону Российской империи. Петр Второй уже должен был жениться на другой — Екатерине Алексеевне Долгорукой. Но умер накануне свадьбы…

Вот уж не везло Елизавете с женихами.

Другая ветвь царствующего дома взяла верх — потомство царя Ивана, брата Петра Великого, призвали бояре править Россией.

Так и осталась Елизавета без короны и мужа, на долгие годы заперлась в Александровской слободе, испытывая презрительное отношение со стороны Анны Иоанновны и регента Бирона. Ее редко приглашали на придворные куртаги [6] и балы, праздники и крестины, и она опускалась все ниже и ниже. Ее окружение составляли гвардейские солдаты, дурная молва расходилась о ней по всему Петербургу. Однако, бывая при дворе, она держалась достойно, серьезно и грустно, выкраивая каждую копейку на простенькое тафтяное белое платьице или на скромные башмаки, не украшенные даже бантами.

В Александровской слободе она сблизилась с прапорщиком Шубиным, а потом с Алексеем Разумовским, крестьянином, не имевшим за собой ничего, кроме высокого роста да красивого голоса, потом были Шуваловы, старший и младший… Много чего изведала и испытала Елизавета, пока волею Господа и своих воздыхателей–гренадеров не стала русской царицей…

Никита Иванович мчался в роскошном тарантасе, лежа на мягких перинах, укрываясь бархатным на меху одеялом и размышляя обо всем этом с горечью и скорбью. Много превратностей перенесла Елизавета, и ей было естественно не поверить в крепкую, верную и такую безнадежную любовь. Он знал, как обирали ее фавориты, как беззастенчиво прикарманивали поместья, чины, ордена Шуваловы, всем жаловавшиеся на свою бедность, плакавшиеся любому в жилетку — знали, все донесут матушке–императрице, и она снова и снова одарит их и деньгами, и крепостными, увешает орденами и подарками — добра и щедра была Елизавета.

Угораздило же его, бедного гвардейского офицера, влюбиться в это сияние славы, в это солнце, которое светило всем. Он всегда видел ее без всяких регалий, он видел в ней просто красивую, много страдавшую женщину, умную, ласковую, добрую. Недаром же она запретила смертную казнь, и ни одна голова не слетела с плеч в ее время, как слетали головы при ее батюшке. Веселье, танцы, остроумие сочетала она с великой набожностью и русская наполовину, образованная и говорившая почти на всех языках Европы, с великой охотой слушала русские сказки и из них черпала для себя многое. Недаром в ее дворце всегда в изобилии водились сказочницы, знавшие все на свете. Она была просто русская баба, на которых всегда держалась и держится Россия…

Он и грустил, и порицал ее, и любил все равно, и никак не мог отогнать от себя светлый ее образ.

В пути пришлось ему остановиться. Курьер догнал его, вручил длинное послание–наставление от Бестужева, записку от Елизаветы и бриллиантовый ключ — Елизавета подарила его чином камергера…

Глава третья