Граф Никита Панин

Статс–дамы и фрейлины, парадно разубранные, напудренные и с мушками на щеках рядами по старшинству стояли в галерее. Аннушка помещалась в самом конце блестящей шеренги придворных красавиц. Весь генералитет, придворные кавалеры в полыхающих от золота камзолах стояли по левую сторону галереи, а Елизавета, как всегда, одетая с восточной пышностью и особо причесанная, сидела на золоченом троне под бархатным с золотом балдахином. Справа от нее помещался обер–егермейстер и лейб–компании капитан–поручик и кавалер, рейхсграф Разумовский, а слева блистал обер–гофмейстерским мундиром барон Миних. Великий канцлер, сенатор и разных орденов кавалер Бестужев–Рюмин принял от одетого в чудной для россиян наряд грамоту и положил справа на столик, заранее приготовленный для этого. Пятясь задом, он отошел от трона и приготовился выслушать речь турецкого посланника. Аннушка с удивлением слушала турецкую речь, а потом и перевод толмача, генерал–майора и генерал–рекетмейстера Дивова. Бестужев–Рюмин отвечал посланнику от имени императорского величества.

Ничего не поняла Анна в этой аудиенции, только все обегала глазами блестящий ряд женщин и мужчин, стоящих по обе стороны трона в галерее. Приседала, когда нужно, по знаку статс–дамы наклоняла голову в такт со всеми и обрадовалась, что церемония закончилась довольно скоро и можно бежать к сестре.

— Как там было? — спросила ее Машенька.

— Да как обычно, — серьезно и грустно ответила Анна, — служба…

Аннушка стала взрослой фрейлиной, и у нее теперь прибавилось обязанностей. Детство кончилось.

Глава десятая

Прием должен был быть великолепным. Великая северная держава праздновала рождение и крещение нового наследника — великого князя Павла Петровича — и Никита Иванович не хотел посрамить честь и достоинство государыни, честь и достоинство могущественной России.

Прежде всего, конечно, нужно продумать огромный список приглашенных. Король с королевой, безусловно, представители всех сословий, делегированных в ригсдаг [11], самые знатные люди шведского королевства.

Список получался до того обширный, что Никита Иванович потихоньку начал думать, кого бы исключить из празднества. Но ведь никак не обойдешься без посланников европейских государств, хоть и знал он, как люто ненавидят его французский и прусский послы, но обязан был позвать их на это торжество. Да еще надо пустить им пыль в глаза, чтобы знали и понимали, что Россия — страна могущественная, богатая, а потому прием должен по пышности и знатности не уступать королевским куртагам.

Уже шестой год жил он здесь, в Стокгольме, посланный на место барона Корфа. Шведский ригсдаг выслал, по сути, Корфа. Тот наделал ошибок, угрозами и давлением, грубостью и подкупом восстановив против себя, против России почти весь ригсдаг, все сословия. Даже партия колпаков, которая поддерживала вроде бы политику сближения с могущественным северным соседом, отреклась от Корфа. Елизавета долго думала, кем заменить этого неуживчивого посла, и склонилась к предложению Бестужева — отправить туда Панина, уже завоевавшего авторитет в Дании. Но Дания — дружественная страна, там нет такой злобы, как здесь, в Швеции, и нужен осторожный, обходительный, умный и ловкий человек.

С ужасом и отчаянием ехал в Швецию Панин. Как ему, такому еще неопытному в дипломатических делах, поручают сложное и большое дело — добиться в Швеции расположения к России, пошатнуть доверие к Франции, которая здесь обладала большим влиянием, переменить то озлобление и недоверие, которое господствовало здесь со времен поражения Карла XII. Все, даже простые шведы, не принимающие никакого участия в политике, кипели негодованием, вспоминая позор и гибель своего национального героя — Карла XII.

Эти настроения шведского общества очень ловко и умело создавали в своей политике французские власти, особенно Людовик XV, ведущий войну дипломатов во всех странах Европы. Но свои интересы имелись тут и у Фридриха II, прусского короля, который мечтал о захвате наиболее лакомых кусков Европы, стремился урвать то, что плохо лежит.

И в этот клубок змей, где переплелись интересы всех европейских государств, направила Елизавета молодого, крепкого, сильного, но еще такого неопытного в дипломатических интригах Панина.

Он прожил здесь шесть лет, и все это время напряжение не оставляло его ни на минуту. Так и ждал какой-нибудь каверзы со стороны француза или пруссака. Даже нейтральный английский посол рад столкнуть русского дипломата в грязь, навредить хоть чем-нибудь. И в выборе средств для того, чтобы посадить Россию в лужу, здесь не стеснялись. В ход шло все: и неосторожное слово, и костюм, могущий стать мишенью для злословия, и его выговор, и его слуги, которых можно подкупить, и даже повар, которого можно за хорошие деньги уговорить испортить парадный обед.

Очень скоро Никита Иванович понял, что истинная дипломатия состоит не из речей и высказываний перед королевскими особами или членами ригсдага, а из тончайших оттенков.

Словом, он прекрасно понимал, что этот прием в его собственном особняке должен быть на высоте.