Граф Никита Панин

И опять шум и гам, совещание за совещанием. Важные чиновники и сановники, Сенат и Синод, и среди них Никита Иванович, незаменимые и деятельные Орловы задумались об одном: что же дальше? Да, Екатерину провозгласили, но Петр жив, находится в Ораниенбауме, под его началом и командой войска, ему присягали. Стало быть, надо озаботиться присягой всех войск, а особенно тех, что находятся в Лифляндии и уже готовы выступить в датский поход. Если Петр сообразит воспользоваться этими войсками, не миновать междоусобной войны. Указы и листы для присяги надо еще напечатать, но уже сейчас надо послать гонцов к войскам, уведомить о Перевороте и доставить приказы войскам под командой Захара Чернышова, генерал-аншефа Румянцева, шефам и командирам полков с предписанием немедленно привести войска к присяге. Словом, дел хватало, и все более широкий масштаб забот охватывал Екатерину и ее окружение…

Но был один вопрос, который занимал все умы: что делать с императором, низложенным, но живым и пребывающим в Ораниенбауме? И опять Панин подсказал Екатерине простой выход — арестовать, посадить в Шлиссельбург, именно туда, где находится другой бывший император — Иоанн, а того перевести в Кексгольм. Приказ об этом тотчас отдали майору Савину, и тот отправился в крепости привести помещения в надлежащее для бывшего императора состояние…

Стали прибывать лица из окружения Петра. Первым приехал канцлер Михайла Илларионович Воронцов. Он уговорил императора отправить его, канцлера, к Екатерине, «усовестить» ее и честно попытался выполнить свою миссию. Однако она раскрыла окно, показала Воронцову на море голов перед дворцом и торжественно ответила на его упреки:

— Вы видите — не я действую: я только повинуюсь желанию народа…

Канцлер тут же присягнул Екатерине.

Один за другим бежали от Петра его приближенные — князь Трубецкой, граф Шувалов, уполномоченные Петром в случае нужды убить Екатерину. Они, однако, предпочли принести верноподданническую присягу.

К концу дня появились и другие перебежчики — они заявляли, что Петр не в состоянии предпринять что-либо путное, действительное, что его охватила паника, что он не способен всерьез воспринимать ситуацию. Екатерина решила идти на Петергофа чтобы одним ударом вырвать у Петра победу…

— Оставляю вас у кормила, господа, — сказала она сенаторам, — вы в мое отсутствие — «верховное правительство». Заседайте постоянно, день и ночь, извещая меня возможно чаще.

И Сенат заседал день и ночь рядом с комнатой, в которой поместился наследник престола со своим воспитателем и самым доверенным лицом Екатерины — Паниным…

Никите Ивановичу было очень удобно такое размещение, с совещания шел он приглядеть за ребенком, около которого находились и доверенные слуги. На его совести лежала жизнь и спокойствие великого князя, и он старался возможно лучше выполнять возложенную на него миссию.

В комнате Павла не только не оказалось кровати, но даже стола или хоть худого стула. И Никита Иванович отправился во дворец Строганова, находившийся как раз напротив императорского, у Полицейского моста.

Самого Строганова не оказалось дома, он в это время сопровождал Екатерину в ее походе на Ораниенбаум. Никиту Ивановича провели на половину графини Строгановой, двоюродной сестры фаворитки Петра.

К нему вышла высокая красивая молодая женщина, и Никита Иванович изумился — так похожа она была на Елизавету — те же золотые волосы, те же округлые белые руки, та же нежная ослепительная кожа с легким румянцем во всю щеку, точеная шея дивной белизны.

Он не знал ее раньше: она больше бывала при дворе великого князя Петра, а потом и императора. Но слышал, что Елизавета отдала девушку замуж против ее воли за наследника несметных строгановских богатств.

— Осмелюсь просить об одолжении, — поклонился Никита Иванович, — события так развернулись, что императрице пришлось поселиться в совершенно пустом дворце, а к тому же и наследник теперь в комнате без единого стула…

— Не ошиблась я — вы Никита Иванович Панин, воспитатель великого князя? — ответила вопросом на вопрос Анна Михайловна Строганова.

— Имею честь засвидетельствовать вам свое почтение, — снова слегка поклонился Панин. — Раньше я вас не видел, но наслышан много еще от матушки Елизаветы…

— А что ж вы не в походе? — снова спросила Анна Михайловна.

— Стар я для похода, да и наследником озабочен, вот и теперь достаю, где можно, хоть какую мебель да посуду…

— Господи, да для сына Петра Федоровича все, что угодно. Пришлю и мебель, и посуду, а провизии надобно?

Никита Иванович во все глаза разглядывал Анну. Как похожа она на первую его и единственную пока любовь — на Елизавету, как хороша. И это неудивительно, ее мать, Анна Кирилловна Скавронская, приходилась Елизавете двоюродной сестрой.

— Да вы присядьте, — жестом Анна показала на мягкий пуф и сама устроилась на небольшом канапе.

— Как же так происходит, что жена мужа свергает? — задала она Панину коварный вопрос.

— Вы не находите, что вопрос ваш несколько… — замялся Никита Иванович.