Граф Никита Панин

И Никита Иванович засел вместе с Григорием Тепловым, давнишним секретарем Екатерины, за составление этих новых законов…

Но долго работать над ними ему не пришлось. Ко двору начали являться люди, отставленные Петром или Елизаветой, и странные фигуры объявлялись во дворце. Явилась Лопухина, немая, старая, сморщенная старуха, которую никто уже не узнал, явился граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Много ждал от этой встречи Никита Иванович. Он очень уважал бывшего своего начальника, хотя и не всегда поддерживал его проавстрийскую позицию. Бестужев опасался Турции, считал, что обезопаситься от нее можно только союзом с Австрией, давнишней противоборницей Османской империи. Он, Бестужев, и втянул Россию в эту ненужную ей войну за австрийское наследство.

Екатерина встретила Бестужева с большим почетом. Ему сразу же по приезде определили дом, в котором он должен жить, от двора доставляли стол, погреб и экипаж. Но главное, едва Екатерина увидела его в Летнем дворце, она пожаловала ему орден Андрея Первозванного и двадцать тысяч ежегодной пенсии. Он спас ее некогда от обвинений в государственной измене, а Екатерина не забывала старых друзей.

Никита Иванович почти не узнал старика. Ему, бывшему великому канцлеру, всесильному политику в Европе, всего-то шестьдесят восемь, но граф до того сдал в ссылке в своем родовом имении, что глядеть на него без жалости и сочувствия было нельзя. Руки его постоянно тряслись, казался Бестужев беспомощным стариком, а ходил, едва передвигая ноги. Где тот ловкий и деятельный царедворец, властный и высокомерный, которого знал Никита Иванович, всесильный министр иностранных дел, благодаря которому угодил Панин сперва в Данию, а потом в Швецию?

Но Никита Иванович хорошо понимал, что даже в таком состоянии Бестужев не сдаст позиций без борьбы, и с нетерпением ждал, чью сторону примет старик в ожесточенной возне возле престола, которая началась с первых же дней воцарения императрицы…

Бестужев остался приверженцем старой политики — крепкого союза с Австрией, и Никита Иванович был крайне разочарован. Как, не видеть изменений, которые произошли в Европе, не видеть, что война не принесла России ничего, кроме бедствий и разорения, что мир, заключенный Петром, перечеркнул все завоевания, России, впрочем, ей ненужные? Никита Иванович много размышлял об этом и не знал, что можно противопоставить политике Бестужева.

Алексей Петрович зачастил ко двору. Он часто и подолгу беседовал с Екатериной, наставлял ее, а всем окружающим, высокомерно подняв голову, как в прежние времена, объявлял, что императрица и шагу не ступит, с ним не посоветовавшись. Но сам Бестужев понимал, что ему нужны сильные покровители, и искал союза и дружбы с Орловыми…

Но оказалось, что и у Никиты Ивановича выявились союзники. Им стал граф Герман Карл Кейзерлинг. Он долго и давно, еще при Елизавете, был послом в Вене, считался единомышленником Бестужева, и поначалу Никита Иванович со страхом ждал приезда Кейзерлинга. Петр назначил его послом в Варшаву, но предупредил, что прежде Кейзерлинг должен заехать в Петербург. Граф так не торопился, что приехал в столицу уже после переворота.

Екатерина ласково приняла старого посла. Он сразу же заявил ей, что слишком стар, чтобы лукавить, а потому будет говорить только правду. И правдиво обрисовал ей положение в Австрии. Мария-Терезия, австро-венгерская императрица и королева, только на словах обещала помощь и поддержку России, а на самом деле вся ее политика была направлена лишь на то, чтобы выкачивать из этой страны деньги и солдат. Интересы России она не ставила ни в грош и помогать России против Турции не собиралась.

Когда Екатерина выяснила истинное положение дел, она пришла в ярость — Бестужев во имя личных интересов старался сохранить дружбу с Австрией — слишком много было заплачено ему австрийским двором. Но она сохранила присутствие духа, ласково продолжала принимать Бестужева, но поняла, что политик устарел, что нужна новая система дипломатических отношений в России.

Бестужев, правда, нашел достойного союзника — Григория Орлова. На конференциях они выступали против любого начинания Панина, но Екатерина хорошо понимала подоплеку этого союза и не ставила мнение Орлова высоко — она знала, что политик он никакой, ленив и бездеятелен, всякая умственная работа ему не по силам. Он — фаворит, непревзойденный любовник, но дальше этого не может и не должен продвигаться…