Граф Никита Панин

Разнаряженная толпа ни на минуту не стихала, и Никита Иванович опасался, что его не будет слышно в этом шуме и гаме.

Но вот два величественных герольда, одетых в залитые золотом и галунами камзолы, с громадными посохами в руках, увитыми лентами, стукнули в пол три раза. И стихло все вокруг, придворные выстроились в два ряда, оставляя широкую свободную дорогу от золоченых дверей к высокому креслу короля.

— Его величество, король Дании Фридрих Пятый, — возгласили герольды в один голос, и широкие высокие двери раскрылись.

Невысокий быстрый человек в белом парике, спускавшемся почти до середины груди, в туфлях с серебряными застежками и камзоле, расшитом серебром, показался между герольдами.

Он быстро прошел к трону, улыбаясь придворным и ласково кивая направо и налево, легко взбежал по его ступенькам и сел на трон так, словно остановился на минутку передохнуть…

— Ее величество королева Дании Юлиана-Мария, — провозгласили герольды, и из распахнутых дверей медленно выплыла дородная высокая дама в огромных фижмах алого цвета с серебряной паутиной на них, с высокой прической и маленькой короной на волосах. Руки и плечи ее были обнажены по французской моде XVIII столетия, и Никита Иванович почти не увидел разницы между королевой и знатными дамами своего царства. Так же одевались, так же пудрили волосы, так же сооружали на голове замысловатые и высоченные прически придворные дамы в Петербурге.

Она величественно кивала головой, медленно проплыла к трону и уселась рядом с королем с тяжеловесностью немки.

Выступив вперед, поклонившись трону и обеим государям, он, не торопясь, начал. Панин говорил по-русски медленно и плавно, чуть-чуть в нос, перечислил все титулы Елизаветы точно и неукоснительно, останавливаясь на мгновение, когда толмач переводил на ухо королю.

Момент был для Никиты Ивановича волнующий и запомнился навсегда. Это была его первая речь перед государем иностранной державы, и ладони его стали мокрыми задолго до того, как он кончил говорить.

Краем глаза видел Панин, как переминались с ноги на ногу придворные, не привыкшие к долгому стоянию на ногах и давно не соблюдавшие этикета, краем уха слышал перешептывание и нетерпеливый ропот ничего не понимавших, но прислушивавшихся к звучному русскому языку.

Произнеся последние слова, Никита Иванович поклонился, но снова встал в величественную позу, всем видом выражая желание продолжать. Придворные удивленно присмотрелись к послу. Король тоже поднял густые брови в знак удивления.

Никита Иванович слово в слово повторил свою речь на чистейшем немецком языке, а затем и на датском…

Король не выдержал, соскочил с трона, аплодируя.

Но Бернсторф холодно выступил вперед, король вернулся на свое место, и канцлер сказал от имени короля несколько слов…

Нарушив все нормы строго расписанного церемониала, Фридрих подвел Панина к трону королевы и представил его супруге.

Не вставая с кресла, королева протянула Панину пухлую руку, всю унизанную перстнями. Он галантно встал на одно колено, благоговейно приложился к царственной руке.

— Моя государыня, — сказал он тихо, — посылает вам поклон и эти маленькие безделушки…

Он махнул рукой, и два секретаря на бархатной подушке поднесли королеве бриллиантовый убор с перстнями и подвесками.

Юлиана-Мария покраснела от удовольствия и ответила Панину благодарственным взглядом и теплыми словами.

А потом Панина стали представлять посланникам иностранных дворов. Французский посол в блистательном наряде а-ля Людовик XV высокомерно поклонился Никите Ивановичу и глухо пробормотал обычные слова приветствия. Панин ответил по-французски изысканным комплиментом в адрес великолепного покроя его костюма. А про себя подумал: «Высокомерен! Знает, что французский его государь до сих пор так и не удостоил титула императорского величества».

Елизавете очень хотелось его получить — признание от Людовика, когда-то высокомерно отвергнувшего ее руку и сердце… Ну да придет время, и это будет у Елизаветы…

Его представили всем иностранным дипломатам. В самом конце церемонии к нему подошел Бернсторф. Панин сначала даже и не узнал в этом щеголеватом светском вельможе того сухого и строгого человека, который недавно принимал его рано утром в своем кабинете…

— Надеюсь, вы на меня не в обиде, — широко улыбаясь, протянул он руку Панину…

— Дания изобилует множеством подводных рифов, — весело ответил Никита Иванович.

— Значит, завтра вы придете на представление комедии «Жестяных дел мастер»? — со значением проговорил Бернсторф.

— Театр уже открыт? — переспросил Никита Иванович.

— Давно, — спокойно сказал Бернсторф.

Но Никита Иванович знал, что еще недавно театр был закрыт и не давал представлений из-за запрета бывшего короля.

— У вас почитают Гольберга? — спросил он.

— А вы знаете Гольберга? — удивился Бернсторф.

— Я читал почти все его комедии. Даже «Петр Парс и его путешествие из Калундборга в Арс»… Мне доставило большое удовольствие его «Еппе на горе», а уж «Жане из Франции» — просто слов нет…