Сон Ивана, однако же, не был спокоен: ему виделось, что бродит еще с барином по этому лесному миру, подернутому черным ночным небом; что не могут выбиться ни на дорогу, ни к жилью; что косматая ведьма, верхом на медведе, разъезжает перед его глазами, с фонарем в лапе, с хохотом и ауканьем; что нечистый лесовик стоит в уровень с сосной, притаившись между ее развесистыми сучьями и сверкая глазами своими, горящими как раздуваемый ветром уголь. Барин будто бы хотел в него выстрелить, но он свистнул, гаркнул и пошел целиком по лесу; рогатая голова его видна была к месяцу, она возвышалась над всем бором, который, как тростник, гнулся и трещал под его тяжелыми шагами…
— Стой! — вдруг кто-то крикнул ему на ухо, и вместе с этим толпа французов окружила их обоих, обезоружила и повела с песнями и криком назад, на ту песчаную полосу, которую уже давно прошли; посредине этой полосы подъехал к ним сам Наполеон, верхом на звере о семи головах, и начал барина допрашивать. Ожидая верной себе смерти, испуганный Иван вдруг совсем нечаянно проснулся.
Мечта и существенность слились в его расстроенной от усталости голове; долго не мог он припомнить, где лежит и что его окружает; стал осматриваться со вниманием вокруг: комната была совершенно темна; подле его спокойно храпел хозяин; Иван опомнился; однако же вместе с этим страх, уже не от Бонапарта и лесной нечистой сволочи, а более основательный, проник в его сердце: глазам его представилось необыкновенное явление: стена, бывшая перед лицом его, вдруг покрылась каким-то светом, и огромная тень, движущаяся взад и вперед, то умаляясь, то снова увеличиваясь, делала разные движения, безобразно заслонявшие более или менее стену до самого потолка. Она исчезала и снова появлялась; иногда мгновенно переходя от одного края стены до другого, иногда останавливаясь и продолжая делать различные видоизменения, пока наконец исчез свет и мраком затопило всю комнату.
Лихорадочная дрожь пробежала по его жилам: где мы, думал он, уж не у нечистого ли духа, в его лесном жилище? Однако же, припомнив, что и хозяин и прочие люди, которых он перед сном видел, молились богу, отверг свое грешное сомнение. Он решился еще раз перебрать в голове своей по порядку все происходившее в продолжение вечера, и лишь только к этому приступил, как вдруг яркий свет озарил перегородку, за которою спал граф, бывшую на левой его руке, и, вместе с этим, несколько голосов раздалось вправо. Он поворотил туда голову, и тут-то разрешился его ужас: свет отражался, чрез окно, со двора, по которому ходили с фонарем разговаривавшие люди. Он встал, с большим спокойствием головы, которая начинала было отказывать уже ему в наималейшей помощи, и подкрался на цыпочках к окну, чтоб рассмотреть происходившее на дворе.
Свет от фонаря, который поставлен был посреди двора, отражался на длинном, довольно высоком сарае, бывшем против самых окон занимаемого им покоя; сарай этот примыкал влево к высокому тыну, а вправо соединялся с окружающими двор, на необозримое по темноте пространство, навесами, кои поддерживались толстыми столбами. Ближайшая к сараю часть сих навесов, казалось, занята была дровами; далее же, вправо, соломенные щиты, висевшие от столба до столба, скрывали от глаз наблюдателя находившееся за ними. Из-за сарая и над навесами упирался в небо дремучий лес, как огромная черная стена, и более ничего не было видно. Свет фонаря не мог достаточно окинуть предметов, бывших поодаль, зато ярко осиявал он внутренность двора, ближайшую к дому.
Предметы, окружающие свет, были необыкновенны: вправо, в довольно близком от него расстоянии, лежал огромный медведь, подле которого стояли два человека, вооруженные длинными пиками, разговаривая между собою; влево же другой медведь ходил от сарая за угол дома, взад и вперед, по одному направлению: как у добрых хозяев, для недобрых людей, ходят по ночам собаки, спускаемые с цепью по канату; подле же самого фонаря сидел третий человек, закутанный в какой-то косматый плащ, и курил трубку.
Иван никак не мог подслушать ни одного слова из продолжительной беседы видимых им людей; напрасно он ломал свою усталую голову, стараясь дать какой-нибудь смысл представлявшемуся глазам зрелищу: все догадки казались неудовлетворительными. «Будем ждать до утра, — подумал он напоследок, — уж дождемся ведь света». С этим благим намерением он встал с лавки, чтоб идти от окна на постель; но едва успел по-прежнему, на цыпочках, сделать шага два с места, как страшное какое-то чудовище кинулось на него из-под лавки и, захрапев, остановило ногу его в огромной своей пасти; невольный крик пробудил спавшего хозяина, и жилистый колосс его мгновенно был уже на ногах и держал за горло любопытного Ивана.
— Это я, это я, любезный господин хозяин, — отозвался гость, который хотя и сам был рослый и сильный молодец, но чувствовал тяжесть руки, его державшей, — я хотел посмотреть в окно, — продолжал он, — что это за свет у вас на дворе, как ваша собака меня испугала.