Граф Орлов и мелкий фюрер (СИ)

Его голос был ниже и значительно тише чем во время чтения лекции, и прозвучавшая в нём уверенность заставила всех болтунов замолчать, спящих проснуться, а воинственно настроенную особу растерять все слова. Мужчина опустил взгляд в пол и посмотрел на притихших студиозов нарочито беспечно и весело. - I am sorry for this pause. Who can tell me now… (прошу прощения за заминку. Кто сейчас сможет рассказать мне…

Всё остальное Аня помнила смутно. Она механически строчила в тетрадке, почти не сокращая слова, потому что для этого нужна сосредоточенность, и пропустила добрую треть лекции, закрашивая клеточки на полях. Кто смотрел через Александра тогда? Светлый образ добрых наставников, призрак печального прошлого? Саша так напомнил ей отца в редкие и неожиданные моменты, когда тот серьёзнел после неосторожной Аниной шутки. Сердце ёкнуло. Взгляд папы так же светлел и фокусировался. Аня предполагала, что страницы жизни Александра были самыми разнообразными. Он слишком сильно сжимал в руках или щёлкал ручкой, когда нервничал. Словно интуитивно искал вещь, которую можно использовать в качестве обороны. Он был сдержан и не терял лица на людях и, кажется, остался бы невозмутим даже во время Апокалипсиса, если бы знал, что инопланетяне организовали видео-трансляцию. Он был слишком внимательным для человека, с которым никогда не случалось ничего плохого. И об этом плохом Аня очень хотела узнать. Настоящее уходит своими корнями и самой сутью в прошлое. Настоящее множества людей закручивается уходя сумасшедшим клубком в будущее и цепляя там новые нити. Чтобы быть с человеком вместе, нужно не только связать накрепко нити будущего в “сегодня”, но и сделать так, чтобы призрачное “вчера” не разбежалось тысячей ответвлений, пряча под собой пропасть “ничто”, в которую могут случайно рухнуть все отношения. Аня думала об этом весь оставшийся день, лезла к Александру с обнимашками в два раза больше, но заговорить решилась только когда они вдвоём оказались у неё в квартире.

Они сидели на маленькой кухоньке и пили чай. Ане было ужасно неловко красть Александра у остального мира, да ещё и не использовать в личных целях (ибо стыдно и боязно), но мужчина все попытки завернуть его домой смял одним укоризненным взглядом и категоричным “Я так хочу”.

Саш… - начала Аня и замялась. - Мы сегодня о принципах заговорили… что это было за время?

Когда у меня остались только принципы? - проницательно спросил Александр и отхлебнул чай. Было видно, что разговор не слишком ему приятен.

Да. Оно ведь у тебя было, правильно? Извини, что я спрашиваю, - замямлила девушка и поступила, как и в любой стрёмной ситуации, - сказала правду. - Просто я хочу о тебе побольше узнать. Но если ты не хочешь рассказывать, то не надо!

Когда я служил в армии произошёл интересный случай, - начал Александр, не обращая внимания на Анин лепет, - У нашего прапорщика пропали часы. Часы по закону жанра были не простые и даже не золотые, а награда командования за какие-то заслуги перед отечеством. Наш прапор был патриотом и человеком старой закалки и очень дорожил такими вещами. Он или носил часы на левой руке или запирал в своём кабинете. Так получилось, что в день пропажи Егор Степаныч отправлял меня в свой кабинет, уже не помню, зачем. Мы друг к другу очень хорошо относились, и он мне доверял, - Александр прервался, чтобы похрустеть грецким орехом и запить чаем. - А вечером Егор Степаныч уже недосчитался своего имущества. Ключи не давали никому, кроме меня. Егор Степаныч, может, и рад был верить моему слову, но не мог. Меня на сутки определили в карцер. Ты же знаешь, что такое карцер? - мужчина глянул на Аню, и та кивнула, глядя на него огромными глазами.

Александр ронял короткие и безэмоциональные фразы, а Аня слушала, затаивая дыхание.