Граф Орлов (СИ)

- А если самозваная принцесса истинную правду о своём происхождении расскажет, то велю её освободить, - сказала ещё Екатерина. - Такое признание всякую опасность переворота уничтожит и сделает сию соискательницу престола просто смешной. Однако она упрямо продолжает называть себя дочерью императрицы Елизаветы и Разумовского; сходили бы вы навестить свою приятельницу, граф Алексей Григорьевич, - растолкуйте ей, что ключи от своей темницы она в собственных руках держит. "Упрямство - хуже пьянства", - в нашем народе так говорят.

Тяжко мне было с Елизаветой в крепости встречаться, но надо было, если от этого её освобождение могло произойти. Прихожу к ней и не могу узнать: исхудала она, лицом почернела, глаза впали и лихорадочно блестят.

Завидев меня, вскочила Лизавета с постели и язвительно говорит:

- Сам граф Орлов ко мне пожаловал! Какая честь для бедной узницы!

- Ругай меня, как хочешь, Лизавета, - отвечаю, - но что сделано, то сделано... Вспомни, ведь я тебя отговаривал престола домогаться, взамен короны любовь свою предлагал.

- Я виновата, одна я! - кричит она. - А граф Орлов ни при чём: он такой благородный господин!

- Я с себя вины не снимаю; затем и пришёл, чтобы искупить её, - говорю. - Твоя участь ныне от тебя зависит: признайся, что ты самозвано себя наследницей покойной императрицы объявила - и в тот же час выйдешь на свободу. А я обещаниям своим не изменю: мне до мнения людей дела нет - под венец с тобой пойду.

- Бог мой, какое благородство! - повторяет она. - Полно, граф, я вас не достойна: разве можно вам, связавшись с самозванкой, своё имя марать?!

- Имя графа Орлова уже ничто замарать не может, - возражаю, - а злые языки поговорят, да успокоятся.

- Вы меня предали, а теперь хотите, чтобы я себя предала? - с вызовом отвечает она. - Ни вы, ни ваша императрица не добьётесь от меня предательства - я царская дочь и от матери своей не отрекусь. Скажите Екатерине, что не все такие, как вы, - кто близких им людей предаёт!

- Гордыня это и тщеславие; смирись, Лизавета, не гневи Господа! - продолжаю я увещевать её.

- Не о чём больше мне с вами разговаривать... Ступайте прочь, и не приходите никогда! - вскричала она. - А обо мне не заботьтесь: родилась я царской дочерью и умру ею - так и передайте вашей императрице, которая не по праву трон заняла!

Не получилось у нас разговора; поклонился я ей низко и ушёл. Более я её не видел: вскоре она наш бренный мир оставила. О кончине её разное болтали, но я полагаю, что она себя гордыней и обидой извела... Где похоронили Лизаньку, не знаю, но по сей день об успокоении её души молюсь.

Дела семейные

- А я вас понимаю, - вдруг сказал Григорий Владимирович, когда граф окончил свой рассказ. - Рассудок говорит нам, что интересы государства превыше всего.

- Говорить-то легко, а попробуй сердце своё вынуть и холодный камень вместо него поставить - вот тогда один голос рассудка будет слышаться! - взорвался граф. - Эх, Лялечка, одна ты меня поймёшь! - обратился он к цыганке. - Спой мне песню слёзную, чтобы душа заплакала и плачем своим очистилась!

Ляля взяла гитару и запела, - и такая неизбывная печаль была в этой песне, что даже холодный обычно Григорий Владимирович тяжело вздохнул и насупился. А когда замолкли последние звуки песни, мы долго ещё сидели молча, не в силах прервать молчание...

Из дома вышла молодая графиня:

- Нет, не спится мне, не могу уснуть, - сказала она. - Можно я побуду с вами, батюшка? Я буду сидеть тихо-тихо и не помешаю вам.

- Не помешаешь, Нинушка, - согласился граф, погладив её по голове. - Рассказ мой идёт к тому, как ты в нём появишься; о делах семейных говорить буду.

- Садись, графинюшка, ближе к огню, и возьми мою шаль, если не побрезгуешь, а мне и так тепло, у цыганок кровь горячая, - сказала Ляля.

- ...Вернувшись из Италии, держал я совет с братьями, как нам жить дальше, - продолжал граф. - Встретились мы в доме Ивана; все тут были: и Григорий, и Фёдор, и Владимир.

Григорий, полную отставку от императрицы получивший, был на неё весьма обижен.