Граф Орлов (СИ)

А что до Елизаветы, - не ребёнок она, знала, на что идёт. Разве я её отговорить не пытался, не просил оставить затейку её во имя любви нашей? Нет, не слушает - ей власть дороже любви! Люблю ли Елизавету, или нет, от этого дело не меняется: самозванка она была и есть. И пусть себе Екатерина надо мною смеётся: не для матушки-императрицы стараюсь, но для России!.. А любовь... Что же, сам виноват, удержаться не смог. Вот за это и буду наказан душевными муками - поделом тебе, граф Орлов, нашёл, кого полюбить!..

***

Наутро вернулась Елизавета, весёлая, довольная: итальянцы ей с три короба наобещали, да ещё поляки масло в огонь подлили.

- Всё складывается в нашу пользу, я уже не сомневаюсь в успехе! - радуется она. - А ты что такой сумрачный, Алёшенька? - спрашивает затем. - Или вести дурные получил?

- Да не то чтобы дурные, но требующие действий, - отвечаю. - На-ка, прочти письмо от английского консула, а мне посланец перевёл.

Прочитала она и призадумалась:

- Это знак судьбы. Дело пустяковое, но ехать тебе надо, а если так, то и мне с тобой. Всё одно к одному складывается, и астролог мне сказал, что расположение звёзд для меня как никогда благоприятное.

- Что же, пойдём навстречу судьбе, - говорю. - Ты готова?

- Я столь долго этого ждала, что давно изготовилась, - отвечает она. - Давай сегодня же и поедем.

- Ну, сегодня, так сегодня, - соглашаюсь я, - и впрямь, чего откладывать?..

...В Ливорно народ опять вдоль улиц выстроился, ликует при виде графа Орлова - откуда только узнали, что мы едем?.. На пристани де Рибас почётным караулом нас встретил, а на "Святом великомученике Исидоре", куда мы прибыли, был дан артиллерийский салют под громовое "ура!" всей команды. Елизавету наши корабли поднятыми флагами приветствуют как царственную особу, а она на капитанском мостике стоит и милостиво улыбается - ни дать, ни взять, императрица!..

Затем был праздничный обед, а после начались показательные маневры; публика на берегу весьма довольна, но я вижу, как корабли в кильватерную линию выстраиваются - уходим, значит, из Ливорно! Елизавета ничего не замечает, стоит на палубе, флотом любуется, а ко мне подходит де Рибас и шепчет:

- Пора, ваше сиятельство! Литвинов, гвардии капитан, нарочно из Петербурга прибыл для ареста самозванки. Вы пройдите в свою каюту, а Литвинов всё сам наилучшим образом сделает.

Ушёл я; сижу, жду, не будет ли шума какого? Нет, тишина, - видать, мастер своего дела, этот Литвинов! Через какое-то время заходит ко мне де Рибас, чрезвычайно довольный, и сообщает, что арест произведён, самозванка заперта в каюте.

- Однако пришлось сказать, что вы так же арестованы, но просите княжну сохранять спокойствие. Это было необходимо, что не дать ей впасть в полное отчаяние, - объясняет де Рибас. - С позволения вашего сиятельства, я составил письмо от вашего имени, в котором имеются утешение и надежда для нашей принцессы.

- Вельми ты умен, Осип Михайлович, - отвечаю ему. - Действуй, как знаешь...

И снова ночью бес искушать меня стал. Шутка ли, знать, что Лизанька рядом со мною сейчас мучается, бедная, страдает, и каждую минуту ждёт через меня спасения! Всё доводы рассудка перед этой картиной померкли, сердце возгорелось - не счесть, сколько раз я за шпагу и пистолет хватался, чтобы идти Лизаньку освобождать! Как с собой совладал, не ведаю, но стоила мне эта ночь многих лет жизни...

С рассветом вновь пришёл ко мне де Рибас:

- Ваше сиятельство, вы не только мой командир есть, но милостивый покровитель, от которого я столь много благодеяний получил. Позвольте на правах вашего покорного слуги дать вам один совет: скоро мы прибудем в Неаполь, и вам было бы полезно сойти там на берег, дабы далее проследовать в Россию сухим путём. Всем известно, что вы плохо переносите морское плавание, и ваш уход с корабля будет воспринят как должное. Длительный же вояж по Европе пойдёт на пользу вашему сиятельству, ибо позволит забыть известные неприятные впечатления и укрепит ваше немного расстроенное здоровье.

Что же, прав он был, как ни крути! Останься я на корабле, бед натворил бы или свихнулся; надо было мне вовремя удалиться.

Сошёл я в Неаполе на берег, а эскадра в море ушла. Я на пристани стоял, пока последний корабль из виду не скрылся: смотрю и представляю, как там сейчас моя Лизанька томится. Слезы у меня из глаз текут, а слуги на меня чуть не с ужасом глядят: никогда не видели, чтобы граф Орлов плакал...

***

Далее что рассказывать?.. В Россию я возвратился через несколько месяцев; матушка-императрица меня благосклонно приняла и поблагодарила приватно за поимку самозванки. Сказала, что содержат княжну Тараканову хотя и в крепости, но в весьма хороших условиях: даже горничную при ней оставили.