— Слушай, а Гипнотизер и вправду ростом до твоего колена?
Кондауров не среагировал на вопрос, на раздавшийся смех, сидел, сурово насупившись.
«Пусть смеются, — думал сердито, — все равно отловлю поганца…»
Целый день с белобрысым лейтенантом опрашивали они в медицинском институте тех, кто знал Виктора Санина. Все говорили одно и то же: скрытный, прилежный, умненький, болезненно самолюбивый. На вопрос: «Где он сейчас?» — одни пожимали плечами, другие неуверенно отвечали: «Говорят, болеет…» Санин, видимо, принадлежал к редкому типу людей, чье отсутствие или присутствие мало кто замечает.
А когда они начинали расспрашивать о Пане, с которым часто видели Санина, происходило нечто странное: каждый по-своему старался увернуться от прямого ответа. Лишь один вертлявый и словоохотливый студентик не удержался из-за своей зловредной страстишки к всевозможным новостям и слухам и минут сорок заговорщически, приглушенным голосом, восторженно растопырив глаза, рассказывал небылицы.
Под конец болтливый студентик, освобождение вздохнув, посоветовал терпеливым слушателям:
— Сходите в общагу. Посмотрите, как живет Пан. Тогда поверите всему, что я говорил. — Он помолчал, помялся и добавил: — А про Санина порасспрашивайте у Верки, которая с ним на лекциях сидит.
Кондауров почти поверил россказням студентика, когда вошел в гостиничный номер Пана.
— Вот не думал, что в замызганном общежитии встречу такую роскошь.
Сопровождающий комендант откликнулся трусливо:
— Это не я… Приказ проректора. Устный. Я выполнял указание.
Но Кондауров, будто не услышав его лепетаний, заметил:
— Вольготно для одного студента.
Плутоватые глазки коменданта заметались растерянно.
— Еще Стинг. Ой, забыл фамилию. Тоже приказ проректора. Устный.
Стинг?! Мгновенно все соединилось в единое целое, ясное и простое, как арифметическое правило: Стинг — Пан — Гипнотизер! Кондаурову даже захотелось сказать что-то приятное, ободряющее затравленному служаке-коменданту.
Но в комнату вошла стройная девочка в простеньком платьице. За ней следовал белобрысый лейтенант.
— Вера? — спросил Кондауров.
— Да. — Смущение только коснулось ее милого личика.
— Проходите. Садитесь.
Она прошла. Села. Налила в стакан минеральной воды. Отпила глоток. Да она тут свой человек, отметил про себя Кондауров, другой бы попросил разрешения.
— Вы здесь часто бываете?
— Первый раз.
«Темнишь, малышка, темнишь…» — убежденно подумал майор.
— И не знаете, кто здесь живет?
— Знаю. Киваем друг другу при встрече и расходимся.
Она отвечала с легким пренебрежением.
— А с Виктором Саниным хорошо знакомы?
— Вместе учимся.
— Расскажите о нем.
— Пожалуй, не смогу… Он человек очень замкнутый. — Она внимательно и настороженно посмотрела на Кондаурова. — Они чего-нибудь натворили?
— Думаете, что способны?
— Я не думаю, я спрашиваю.
— Возможно, — пожал плечами Кондауров, — Вот я и хочу с ними побеседовать. Вы не знаете, где они?
— Представления не имею. Давно не видела.
— Вас, однокурсницу, это не тревожит?
— Повторяю: меня ничто с ними не связывает.
Сказала, как захлопнула дверь.
«Э, милая, придется еще беседовать с тобой, что-то скрываешь, вижу…»
— Хорошо. Извините за беспокойство.
Она допила минеральную воду, поднялась и молча направилась к выходу. На лице и в движениях ее отражалось оскорбленное достоинство.
Эти беседы, может быть, и утонули бы в милицейских заботах, если бы на следующее утро дежурный милиционер не протянул Кондаурову записку.
— Вам, товарищ майор. Кто-то подбросил и смылся.
Четкий компьютерный набор: «Не стучись в эту дверь, Кондор. Предупреждаю».
Огненно вспыхнула злость. Первый, о ком подумал, — Гипнотизер! Да нет, для него вроде бы хамовато. Пан? А кто такой в самом деле Пан?
Ехидный подполковник сидел в своем кабинете.
— У тебя есть что-нибудь на Пана?
Тот ответил сразу:
— На студента по фамилии и по кличке Пан у меня все есть. Кроме улик. Зацепиться не за что. Прозрачен как стеклышко.
— Покажи.
Подполковник достал из сейфа серую папку, протянул Кондаурову.
— Чтиво скучное. Как о святом апостоле. Но чтобы всколыхнуть твою могучую фантазию, предложу один фильмик. Пошли в кинозал.
— Лучше расскажи.
— Не-е-т, — пропел подполковник. — Такое смотреть надо. Мы сняли похороны больших авторитетов — Хозяина и Зуба и еще одной шавки, которую тоже подстрелили при неизвестной нам разборке у ресторана «Три толстяка». Там отмечали юбилей Хозяина.
— А при чем здесь Пан? — спросил Кондауров.
— Пойдем. Ты увидишь его новую ипостась.
Скрытая камера, слегка подрагивая, цепко разглядывала то подъезжающие к воротам Ваганьковского кладбища дорогие иномарки, то лица, одежду долгой вереницы людей.
— Узнаешь? Узнаешь? — ликовал подполковник. — Весь цвет собрался. Рантик, Хасан, Трофа, Ключий, твой Пан.
Кондауров вздрогнул, подался вперед.
— Стоп! Повтори!
Из «мерседеса» легко выпрыгнул Пан, медленно пошел к воротам. За ним неуклюже ковылял…
— Это Стинг, подручный Пана, — комментировал подполковник.
Их тут же окружила, заслонила плотная стена боевиков-телохранителей.