Граф в законе. Изгой. Предсказание

Действие проявилось незамедлительно. Сначала тот бросил какую-то грубую реплику, и бархатные глаза Венеры обиженно расширились. Затем отжался на руках, поднялся и пошел в парк.

Виктор послал ему вслед: «Тебе она противна. Ты больше сюда не вернешься…» — и тут же повернулся к Венере: «Смотри на меня… Вот он, твой единственный. Ты поражена, счастлива, ты задыхаешься от радости и желания…»

— Меня зовут Клара, — сказала она мелодично.

— Меня — Виктор.

Он переполз на край простыни, которую только что освободил супермен.

Бархатные глаза бережно, как святыню, ласкали его. Ощутимая ласка касалась плеч, спины, бедер, вызывая судорожное вожделение.

«Надо действовать!» — решил Виктор.

Но Венера опередила его:

— Я сняла квартиру здесь, на набережной. Хотите, приглашу на чашечку кофе?

— С удовольствием!

Она обернула себя махровой простыней, затянув узел над грудью. Он, повернувшись к морю, быстро натянул плавки. Пошли рядом. Со стороны: гордая, по-королевски статная мама и ее худенький сынок, ей по плечо ростом.

Захлопнув дверь своей комнаты, она обхватила его шею, повалила на потертый ковер. Падая, он уже предвкушал изощренные приемы Жоржа де Сада и безумную жажду Эммануэль.

Так все и началось… Но чуть позже прояснилось, что изобретательно неистовствует только он. Она же просто лежит, нежится в сладострастных умиротворяющих ощущениях.

Во время приятного отдыха ему показалось, что он и раньше встречался с этой каменной богиней и что давно между ними пролегло нечто отталкивающее и постыдное. Не случайно они прячут глаза друг от Друга.

И все-таки что-то снова толкнуло его в раскрытые объятия, заставило слиться с ней в одно слегка разгоряченное существо. Но тут же сквозь сумятицу прерывистых ощущений стали пробиваться рассудочные импульсы, требующие остановить этот нелепый полумеханический акт.

Она удовлетворенно обмякла, а он с неприязнью увидел грузную волну опустившегося к полу живота, маслянистый пот на складчатой шее… Да и собственное оскверненное похотью тело вызывало гадливое отвращение.

Всплыла полузабытая песня о петухах:

…И было много в крике том
Отчаянной кручины,
Такой, с какой приходят в дом,
Стыдясь себя, мужчины.

Одевался, думая о том, что придется срочно отдать в стирку и плавки, и майку, и даже шорты.

Она не заметила его ухода, так и осталась лежать неподвижно белой опавшей горой.

Торопливо шел по оживленной декоративной набережной, спеша нырнуть в прохладу и тишину отеля. Мимоходом заметил: над нудистским пляжем сгрудились любознательные, в руках бинокли, подзорные трубы. Ругнулся беззлобно: «Эстеты! Теоретики онанизма!»

Постыдно-чувственное эхо отдалилось, пришло тупое безразличие, отрешенность от всего сущего. Откуда-то всплыла убежденность, что любовные связи унизительны, если они не оправданы продолжением рода. Внутреннее ехидство тут же воспротивилось: «Не лги! Завтра ты снова захочешь женщину!» — «Захочу, — признался он ехидству, — найду ее, испытаю экстаз, а потом… потом опять эта мертвящая пустота в душе и раскаяние, как мука. Бесцельный секс не знает сбывшихся надежд».

Отель принял его прохладой, но не тишиной — тем же зудящим говором. Прогнал по лестнице к желанному люксу.

Первое, что бросилось в глаза: люди! Много. В каждом зеркале. У них были встревоженные лица. Они суматошно двигались, размахивали руками, вертели головами. И все чем-то походили на него, Виктора. Какой-то безумный хоровод родственников. Их невнятные сумбурные мысли, мечась от зеркала к зеркалу, пронизывали голову тончайшими стальными нитями… Это было изощренной пыткой.

Некое облегчение пришло в коридоре. Сбежав по лестнице, Виктор направился к стойке портье. На фоне ячеек с ключами сидел строгий мужчина с кустистыми бровями. Увидев Виктора, привстал, мгновенно слепил лицо в подобострастие, спросил участливым голосом врача «скорой помощи»:

— Слушаю вас, дорогой гость…

Виктор сжался, обуздывая взбешенные нервы, заговорил не фразами, а отдельными словами:

— Не подскажете… пансионат… а лучше… дом в горах… где можно… отдохнуть… одному…

Портье сморщил лоб, возведя брови к середине лба.

«Отослать к деду? Сколько заплатит?»

На его столик спланировала стодолларовая бумажка.

— Мой дед живет высоко в горах, — сказал он, смущаясь. — Там свободна мансарда… Но подойдет ли вам?

— Подойдет! — заявил Виктор, — Я готов ехать сейчас.

— Сейчас? Не могу. — Его брови озабоченно сложились уголками. Но когда на стол упали еще две стодолларовые бумажки, согласно закивал: — Хорошо, хорошо… Поедем. Но мне надо заправить машину, купить вам продукты.

— Я подожду здесь, — прервал его Виктор.

Он отошел от стойки, опустился в кресло, физически ощущая пристальный, недоуменный взгляд из-под кустистых бровей.

Глава 30 Порка по-кондауровски