Графиня де Монсоро

— Браво, государь! — воскликнул Келюс.

— Ваше величество, — обещал д’Эпернон, — через десять минут я буду здесь.

— А я, государь, не знаю, когда я буду здесь, это зависит от качества краски.

— Возвращайтесь поскорее, вот все, что я могу вам сказать.

— Но вы, ваше величество, остаетесь одни? — спросил Можирон.

— Нет, Можирон, я остаюсь с Богом, у которого буду просить покровительства нашему делу.

— Просите хорошенько, государь, — сказал Келюс, — я уже начинаю подумывать, не столкнулся ли Господь с дьяволом, чтобы погубить всех нас в этом и в том мире.

— Amen![38] — сказал Можирон.

Те двое, что должны были сторожить во дворе, вышли в одну дверь, а те, что должны были привести себя в порядок, — в другую.

Оставшийся в одиночестве король преклонил колени на своей молитвенной скамеечке.

V ШИКО ВСЕ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ СТАНОВИТСЯ КОРОЛЕМ ФРАНЦИИ

Пробило полночь. В это время ворота Лувра обычно закрывались. Но Генрих мудро рассудил, что герцог Анжуйский не преминет провести ночь в Лувре, чтобы оставить меньше пищи для подозрений, которые могли возникнуть у короля после событий, происходивших в Париже этим вечером.

И Генрих приказал не запирать ворота до часу ночи.

В четверть первого к королю поднялся Келюс.

— Государь, — сказал он, — герцог возвратился.

— Что делает Можирон?

— Он хочет убедиться, что герцог не выйдет снова.

— Это сомнительно.

— Значит… — сказал Келюс, жестом показывая королю, что остается только действовать.

— Значит, дадим ему спокойно улечься спать, — сказал Генрих.

— Кто с ним?

— Господин де Монсоро и его всегдашние дворяне.

— А господин де Бюсси?

— Господина де Бюсси с ним нет.

— Отлично, — сказал король, для которого было большим облегчением узнать, что его брат лишен своей лучшей шпаги.

— Какова будет воля короля? — спросил Келюс.

— Скажите д’Эпернону и Шомбергу, чтобы они поторопились, а господину де Монсоро, что я желаю с ним говорить.

Келюс поклонился и выполнил поручение со всей быстротой, которую сообщают действиям человека чувство ненависти и жажда мщения.

Через пять минут вошли д’Эпернон и Шомберг: один — заново одетый, другой — добела отмытый, только в морщинках на лице сохранился еще голубоватый оттенок; по мнению банщика, исчезнуть совсем он мог лишь после нескольких паровых ванн.

Вслед за двумя миньонами появился господин де Монсоро.

— Господин капитан гвардии вашего величества уведомил меня, что ваше величество оказали мне честь призвать меня к себе, — сказал главный ловчий, кланяясь.

— Да, сударь, — ответил Генрих, — да. Прогуливаясь нынче вечером, я увидел сверкающие звезды и великолепную луну и невольно подумал, что при столь замечательной погоде мы могли бы завтра отменно поохотиться. Сейчас всего лишь полночь, господин граф, отправляйтесь тотчас же в Венсен и распорядитесь выставить для меня лань, а завтра мы ее затравим.

— Но, государь, — сказал Монсоро, — я полагал, что завтра ваше величество удостоит аудиенции его высочество герцога Анжуйского и господина де Гиза, чтобы назначить главу Лиги.

— Ну и что из этого, сударь? — сказал король тем высокомерным тоном, который делал ответ затруднительным.

— Вам… вам может недостать времени.

— Тот, кто умеет правильно распорядиться временем, никогда не ощущает в нем недостатка; именно поэтому я и говорю вам: у вас есть время выехать сегодня ночью, при условии, что вы выедете тотчас же. У вас есть время выставить этой ночью лань, и у вас будет время подготовить команды к завтрашнему дню, к десяти утра. Итак, отправляйтесь, и немедленно! Келюс, Шомберг, прикажите отворить господину де Монсоро ворота Лувра — от моего имени, от имени короля! И от имени короля прикажите запереть их, когда он уедет.

В полном удивлении главный ловчий вышел из комнаты.

— Что это — прихоть короля? — спросил он в передней у миньонов.

— Да, — лаконично ответили они.

Господин де Монсоро понял, что здесь ему ничего не добиться, и умолк.

“Ну и ну! — сказал он себе, бросив взгляд в сторону покоев герцога Анжуйского. — Мне кажется, это не сулит ничего доброго его королевскому высочеству”.

Но у главного ловчего не было никакой возможности предостеречь принца. Справа от него шел Келюс, слева — Шомберг. На мгновение у Монсоро мелькнула мысль, что миньоны получили тайный приказ арестовать его, и, лишь очутившись за пределами Лувра и услышав, как за ним закрылись ворота, он понял неосновательность своих подозрений.

Через десять минут Шомберг и Келюс возвратились к королю.

— А теперь, — сказал Генрих, — ни звука, и отправляйтесь все четверо за мной.

— Куда мы идем, государь? — Спросил, как всегда, осторожный д’Эпернон.

— Тот, кто дойдет, увидит, — ответил король.

— Пошли, — сказали в один голос четверо молодых людей.

Миньоны вооружились шпагами, пристегнули плащи и последовали за королем, а он с фонарем в руке повел их известным нам потайным коридором, по которому ходили, как мы с вами не раз видели, королева-мать и король Карл IX, направляясь к их дочери и сестре, к милой Марго, чьи покои — мы об этом также уже говорили — занимал теперь герцог Анжуйский.