Графиня де Монсоро

— Так, я все понял! Лестницу мне подсунули проклятые миньоны: я привяжу ее к балкону, они позволят мне это сделать, а когда я начну спускаться, ворвутся в комнату и перережут веревки; вот где западня.

Но потом, поразмыслив немного, пришел к иному выводу:

— Нет, это маловероятно. Они не такие глупцы, чтобы поверить, будто я способен решиться на спуск, не заложив дверь, а при заложенной двери у меня достанет времени скрыться, прежде чем они появятся в комнате. Это они должны принять в расчет. А я так и поступлю. — Он обвел взглядом комнату. — Конечно, я так и поступлю, если решусь бежать… Да и как можно думать, что меня хотят погубить с помощью лестницы из шкафа королевы Наваррской? Ведь, в конце концов, никто другой, кроме моей сестры Маргариты, не мог знать о ее существовании.

— Но кто же этот другой? — размышлял он. — Записка подписана: “Друг”. Подумаем: кто из друзей герцога Анжуйского может быть так хорошо знаком со шкафами в моем кабинете или в кабинете моей сестры?

Мысль эта показалась герцогу счастливой, и он перечел записку, чтобы узнать, если это возможно, почерк, и тут его внезапно осенило.

— Бюсси! — вскричал он.

И в самом деле, Бюсси, кумир стольких дам, Бюсси, казавшийся героем королеве Наваррской, которая, как она сама признается в своих мемуарах, вскрикивала от ужаса всякий раз, когда узнавала, что он дерется на дуэли; Бюсси, умеющий держать язык за зубами, Бюсси, посвященный в тайны стенных шкафов, — не был ли он, Бюсси, тем единственным другом, на которого герцог мог по-настоящему рассчитывать, не рука ли Бюсси бросила ему эту записку?

Замешательство принца усиливалось.

Все убеждало его в том, что автор записки — Бюсси. Герцогу не были известны все причины, заставлявшие Бюсси негодовать на него: он не знал о любви молодого человека к Диане де Меридор, хотя и имел на этот счет кое-какие подозрения. Сам влюбленный в Диану, герцог, разумеется, понимал, что, раз увидев эту молодую прекрасную женщину, Бюсси не мог не влюбиться в нее. Но его случайные подозрения заглушались другими, более вескими соображениями. Преданность не могла позволить Бюсси остаться в бездействии, в то время как его господин лишился свободы. Риск, с которым было связано устройство побега, не мог не соблазнить его. Он захотел отомстить герцогу на свой манер — вернуть ему свободу. И сомневаться нечего — это Бюсси написал записку, это Бюсси с нетерпением ждет внизу.

Чтобы окончательно установить истину, принц подошел к окну. В поднимавшемся от реки тумане он разглядел три продолговатых силуэта — это, должно быть, лошади — и еще что-то темное, похожее на два столба, врытых в прибрежный песок, — это, должно быть, двое людей.

Двое, все правильно: это Бюсси и его верный Одуэн.

— Соблазн велик, — прошептал герцог, — и западня, если она тут есть, сооружена так мастерски, что мне и попасть в нее не стыдно.

Франсуа поглядел через замочную скважину в переднюю и увидел четырех своих стражей. Двое спали, двое других, получив в наследство от Шико его шахматную доску, играли в шахматы.

Он погасил свет.

Затем открыл окно и перегнулся через перила балкона.

Пропасть, которую он пытался измерить взглядом, из-за темноты представилась еще более пугающей.

Он попятился назад.

Но свежий воздух и заоконный простор обладают неодолимой притягательностью для узника, и, когда Франсуа возвратился в комнату, ему показалось, что он задыхается.

Это чувство было до того сильным, что в сознании герцога промелькнуло нечто вроде отвращения к жизни и безразличия к смерти.

Удивленный принц вообразил, что к нему вернулось мужество.

Тогда, во власти этого мгновенного душевного подъема, он схватил шелковую лестницу, прикрепил ее к перилам балкона железными крючками, которые имелись на одном ее конце, затем подошел к двери и как можно надежнее загородил ее мебелью. Убежденный, что на разрушение воздвигнутой им преграды уйдет минут десять, то есть больше, чем ему потребуется, чтобы достигнуть последней ступеньки лестницы, принц возвратился к окну.

Он поискал взглядом лошадей и людей на берегу, но там никого уже не было видно.

— Так даже лучше, — прошептал он, — лучше бежать одному, чем с другом, которого совсем не знаешь.

К этому времени тьма стала непроницаемой и в небе послышались первые, глухие еще раскаты грозы, приближение которой чувствовалось весь последний час. Огромная туча с серебристой каймой, похожая на лежащего слона, простерлась над рекою, от одного берега до другого. Тело слона опиралось о дворец, а хобот беспокойной дугой охватывал Нельскую башню и терялся где-то на южной окраине города.

На короткий миг огромную тучу расколола молния, и принцу показалось, что он заметил внизу, во рву, тех, кого безуспешно искал на берегу.

Заржала лошадь — сомнения больше не было: его ждут.

Герцог подергал лестницу, проверяя, хорошо ли она укреплена, потом перенес ногу через перила и поставил ее на первую перекладину.