— Ты ничего мне не поведала. Итак, ты счастлива? А что же тогда означают эти голубые тени под прекрасными глазками, перламутровая бледность щек, трепещущие веки и губы, тщетно пытающиеся улыбнуться?.. Диана, тебе есть о чем сообщить мне.
— Да нет же, нет.
— Значит, ты счастлива… с господином де Монсоро?
Диана задрожала всем телом.
— Вот видишь! — воскликнула Жанна с ласковым упреком.
— С господином де Монсоро! — повторила Диана. — Зачем ты произнесла это имя? Зачем ты вызвала этот призрак сюда, где нас окружают деревья, цветы, где мы счастливы?
— Что ж, теперь я знаю, почему под твоими прекрасными глазами тени, почему эти глаза так часто поднимаются к небу; но я все еще не знаю, почему твои губы пытаются улыбнуться.
Диана грустно покачала головой.
— Мне кажется, ты говорила, — продолжала Жанна, обвивая своей белой, полной рукой плечи Дианы, — что господин де Бюсси отнесся к тебе с большим участием…
Диана покраснела так сильно, что ее нежное, круглое ушко словно бы вспыхнуло.
— Этот господин де Бюсси — обаятельный человек, — сказала Жанна.
И она запела:
Диана склонила голову на грудь подруги и подхватила голосом более нежным, чем голоса распевающих в листве малиновок:
— … де Бюсси!..” — закончила за нее Жанна, весело целуя подругу в глаза. — Ну, назови наконец это имя.
— Не говори вздора, — сказала вдруг Диана, — господин де Бюсси не вспоминает более о Диане де Меридор.
— Вполне возможно, — ответила Жанна, — но я склонна думать, что он очень нравится Диане де Монсоро.
— Не говори мне об этом.
— Почему? Разве это тебе неприятно?
— Господин де Бюсси не вспоминает обо мне, и правильно делает… О! Я струсила, — прошептала она.
— Что ты сказала?
— Ничего, ничего.
— Послушай, Диана, ты опять начнешь плакать, винить себя в чем-то… Ты струсила? Ты, моя героиня? У тебя не было выхода.
— Да, я так думала… мне чудились опасности, пропасти, разверзающиеся у меня под ногами… Сейчас эти опасности, Жанна, кажутся мне призрачными, эти пропасти — их мог перепрыгнуть и ребенок. Я струсила, говорю тебе. О, почему у меня не было времени, чтобы подумать?..
— Ты говоришь загадками.
— Нет, все это не то! — вскричала Диана, в страшном смятении вскакивая на ноги. — Нет, это не моя вина, это
И Диана, вся во власти своего возбуждения, прислонилась к стволу дуба, словно душа ее так истомила тело, что у него не было больше сил держаться прямо.
— Послушай, дорогая моя, успокойся, рассуди…
— Говорю тебе:
— Мы?.. О, Диана, о ком ты говоришь? Это “мы” очень красноречиво, моя милая…
— Я хочу сказать: мой отец и я. Надеюсь, ты ничего другого не подумала… Мой отец — человек знатный, он мог поговорить с королем; я… у меня есть гордость, и я не боюсь тех, кого ненавижу… Но, видишь ли, вот в чем секрет этой трусости: я поняла, что
— Ты сама себя обманываешь!.. — вскричала Жанна. — Если бы ты верила в это, то в том состоянии, в котором ты находишься, ты обратилась бы к нему с этим упреком… Но ты в это не веришь, ты знаешь обратное, лицемерка, — добавила она ласково.
— Тебе легко верить в любовь, — возразила Диана, снова усаживаясь возле Жанны, — господин де Сен-Люк взял тебя в жены наперекор воле короля! Он похитил тебя прямо из Парижа; тебя, может быть, преследовала погоня, ты платишь ему за опалу и изгнание своими ласками.
— И щедро плачу, — сказала проказница.