Графиня де Монсоро

Таким образом, была представлена великая троица той эпохи: Бог, король и дамы.

Ликование достигло своих пределов в тот день, когда в город прибыли по высочайшему повелению двадцать две верховые лошади, тридцать — упряжных и сорок мулов, которые вместе с экипажами, повозками и фургонами составляли выезды и обоз герцога Анжуйского.

Все перечисленное явилось, как по волшебству, из Тура за скромную сумму в пятьдесят тысяч экю, выделенную герцогом Анжуйским для этой цели.

Заметим, что лошади были оседланы, но за седла шорникам еще не заплатили. Заметим, что сундуки были снабжены великолепными, запирающимися на ключ замками, но в самих сундуках ничего не было. Заметим также, что это последнее обстоятельство свидетельствовало в пользу принца, ибо он мог бы наполнить их с помощью поборов.

Но не в натуре принца было взимать что-либо открыто: он предпочитал выманивать хитростью.

Как бы там ни было, вступление в город этой процессии произвело на анжерцев глубокое впечатление.

Лошадей развели по конюшням, повозки и экипажи поставили в каретные сараи.

Переноской сундуков занялись самые верные слуги принца.

Нужны были очень надежные руки, чтобы решиться доверить им суммы, которых в этих сундуках не было!

Наконец ворота дворца захлопнулись перед носом возбужденной толпы, оставшейся благодаря этим предусмотрительным мерам в убеждении, что принц только что ввез в город два миллиона, в то время как принц, напротив, готовился к тому, чтобы вывезти из города почти такую же сумму, для которой и были предназначены пустые сундуки.

С этого дня за герцогом Анжуйским прочно закрепилась репутация богатого человека, и вся провинция, после разыгранного перед ней спектакля, осталась в убеждении, что принц достаточно богат, чтобы, в случае надобности, пойти войной против целой Европы.

Эта вера должна была помочь буржуа терпеливо снести новые подати, которые герцог, поддержанный советами своих друзей, намеревался собрать с анжуйцев.

Впрочем, анжуйцы, можно сказать, сами шли навстречу желаниям герцога.

Денег, которые одалживают или отдают богачам, никогда не жалеют.

Король Наваррский, слывший бедняком, не добился бы и четверти того успеха, который выпал на долю герцога Анжуйского, сумевшего прослыть богачом.

Однако возвратимся к герцогу.

Достойный принц жил, как библейский патриарх, наслаждаясь плодами земли своей, а всем известно, что земля Анже весьма плодородна.

На дорогах было полно всадников, стремившихся в Анже, чтобы заверить принца в своей преданности или предложить свои услуги.

А он продолжал тем временем вести рекогносцировку, и всякая вылазка неизменно завершалась открытием какого-нибудь сокровища.

Бюсси удалось так наметить маршруты выездов принца, что все они обходили стороной замок, где жила Диана.

Это сокровище Бюсси сохранял для себя одного, грабя на свой манер сей маленький уголок провинции, который, после пристойной обороны, в конце концов сдался на милость победителя.

Пока герцог Анжуйский занимался рекогносцировкой, а Бюсси — грабежом, граф де Монсоро на своей охотничьей лошади прискакал к воротам Анже.

Было около четырех часов пополудни; графу де Монсоро пришлось сделать в этот день восемнадцать лье. Поэтому шпоры его были красными от крови, а полумертвый конь — белым от пены.

Давно уже миновало то время, когда приезжавшим в город чинились препятствия у ворот: теперь анжерцы стали такими гордыми и самоуверенными, что без всяких пререканий впустили бы в город батальон швейцарцев, даже если бы во главе этих швейцарцев стоял храбрый Крийон собственной персоной.

Граф де Монсоро не был Крийоном, а потому въехал и вовсе свободно, сказав:

— Во дворец его высочества герцога Анжуйского.

Он даже не стал слушать ответа стражников, что-то кричавших ему вслед.

Казалось, что конь его держится на ногах только в силу чуда равновесия, создаваемого быстротой, с которой он мчится; бедное животное двигалось уже совершенно бессознательно, и можно было биться об заклад, что, стоит ему остановиться, оно тут же рухнет наземь. Конь остановился у дворца. Граф де Монсоро был прекрасным наездником, конь — чистокровным скакуном: ни конь, ни всадник не упали.

— К господину герцогу! — крикнул главный ловчий.

— Его фысочестфо отпрафился на рекогношцирофку, — ответил часовой.

— Куда? — спросил граф де Монсоро.

— Туда, — часовой вытянул руку в направлении одной из сторон света.

— А, черт! — воскликнул Монсоро. — Однако у меня срочное сообщение для герцога, что же делать?

— Прежде фсего поштафить фашего коня в конюшню, — ответил часовой, который был рейтаром из Эльзаса, — потому что, ешли фы его не пришлоните к штене, он у фас упадет.

— Совет хорош, хотя и дан на скверном французском языке, — сказал Монсоро. — Где тут конюшня, милейший?

— Фон там!

В это мгновение к графу подошел человек и представился ему.

Это был мажордом.

Граф де Монсоро в свой черед перечислил все свои имена, фамилии и титулы.

Мажордом отвесил ему почтительный поклон: имя графа было с давних пор известно в провинции.