Графиня де Монсоро

— Все очень просто, — сказал Шомберг. — Мы будем сражаться насмерть, как сказал господин де Сен-Люк.

— Разумеется, но каким оружием мы будем сражаться?

— Шпагой и кинжалом, — сказал Бюсси. — Мы все владеем этим оружием.

— Пешие? — спросил Келюс.

— А зачем вам конь? Он только сковывает движения.

— Пусть будет так, пешие.

— В какой день?

— Чем скорее, тем лучше.

— Нет, — сказал д’Эпернон. — Мне нужно еще уладить тысячу дел, написать завещание. Простите, но я предпочитаю подождать… Лишние три дня или шесть только усилят в нас жажду боя.

— Вот речь храбреца, — с нескрываемой иронией заметил Бюсси.

— Договорились?

— Да. Мы по-прежнему прекрасно понимаем друг друга.

— Тогда бросим жребий, — сказал Бюсси:

— Еще минуту, — вступил в разговор Антрагэ. — Я вот что предлагаю: давайте разделим беспристрастно и поле боя. По жребию мы разделимся на пары. Разделим же и землю на четыре участка — по участку для каждой пары.

— Хорошо придумано.

— Для первой пары я предлагаю тот прямоугольник между двумя липами… там отличное место.

— Принято.

— А солнце?

— Тем хуже для второго номера, он будет стоять лицом на восток.

— Нет, господа, это несправедливо, — сказал Бюсси. — У нас честный бой, а не убийство. Давайте опишем полукруг и расположимся на нем. Пусть солнце светит нам всем сбоку.

Бюсси показал эту позицию, и она была принята; затем стали тянуть жребий.

Первый выпал Шомбергу, второй — Рибейраку. Они составили первую пару.

Келюс и Антрагэ вошли во вторую.

Ливаро и Можирон — в третью.

Когда прозвучало имя Келюса, Бюсси, рассчитывавший получить его в противники, нахмурился.

Д’Эпернон, видя, что он попал в одну пару с Бюсси, побледнел и был вынужден подергать себя за усы, чтобы вызвать хоть немного краски на лице.

— Теперь, господа, — сказал Бюсси, — до сражения мы принадлежим друг другу. Мы друзья на жизнь и на смерть. Не соблаговолите ли вы пожаловать ко мне на обед?

Все поклонились в знак согласия и отправились к Бюсси, где пышное празднество объединило их до утра.

XLIV ГЛАВА, В КОТОРОЙ ШИКО ЗАСЫПАЕТ

За объяснением миньонов с анжуйцами наблюдали сначала король — в Лувре, а затем Шико.

Генрих волновался у себя в покоях, с нетерпением ожидая возвращения своих друзей после их прогулки с господами из Анжу.

Шико издали следил за этой прогулкой, глазом знатока подмечая то, чего никто не мог бы понять лучше, чем он. Уяснив себе намерения Бюсси и Келюса, он свернул к домику Монсоро.

Монсоро был человеком хитрым, но провести Шико ему, конечно, было не под силу: гасконец принес графу глубочайшие соболезнования короля. Ну мог ли граф не оказать ему радушнейшего приема?!

Шико застал главного ловчего в постели.

Недавнее посещение Анжуйского дворца подорвало силы еще не окрепшего организма, и Реми, подперев кулаком подбородок, с досадой ждал первых признаков лихорадки, которая угрожала снова завладеть своей жертвой.

Тем не менее Монсоро оказался в состоянии поддерживать разговор и так ловко скрывал свою ненависть к герцогу Анжуйскому, что никто другой, кроме Шико, ничего бы и не заподозрил. Но чем больше осторожничал граф, тем больше сомневался Шико в его искренности.

“Нет, — говорил себе гасконец, — он не стал бы так распинаться в своей любви к герцогу Анжуйскому без какой-то задней мысли”.

Шико, разбиравшийся в болезнях, захотел также убедиться, не является ли лихорадка графа комедией, наподобие той, которую разыграл перед ним в свое время Никола Давид.

Но Реми не обманывал, и, проверив пульс Монсоро, Шико подумал: “Этот болен по-настоящему и не в силах ничего сделать. Остается господин де Бюсси, посмотрим, на что способен он”.

Шико поспешил к Бюсси и обнаружил, что его дом сияет огнями и весь окутан запахами, которые исторгли бы из груди Горанфло вопли восторга.

— Не женится ли, случаем, господин де Бюсси? — спросил Шико у слуги.

— Нет, сударь, — ответил тот. — Господин де Бюсси помирился с несколькими знатными господами и отмечает примирение обедом, отличнейшим обедом, дозвольте вас уверить!

“С этой стороны его величеству тоже пока ничего не грозит, — подумал Шико, — разве что Бюсси их отравит, но я считаю его неспособным на такое дело”.

Шико возвратился в Лувр и в оружейной палате увидел Генриха, который шагал из угла в угол и сыпал проклятиями.

Король отправил к Келюсу уже трех гонцов. Но все они, не понимая, почему беспокоится его величество, заглянули по пути в заведение, которое содержал Бираг-сын и где каждый носящий королевскую ливрею всегда мог рассчитывать на полный стакан вина, ломоть ветчины и засахаренные фрукты.

Этим способом Бираги сохраняли милость короля.

При появлении Шико в дверях оружейной Генрих издал громкое восклицание:

— О! Дорогой друг, ты не знаешь, что с ними?

— С кем? С твоими миньонами?

— Увы! Да, с моими бедными друзьями.

— Должно быть, они в эту минуту лежат пластом, — ответил Шико.

— Убиты?! — закричал Генрих, и в глазах его сверкнула угроза.

— Нет, нет! Но боюсь, что они смертельно…

— Ранены? И ты еще смеешься, нехристь!

— Погоди, сын мой, смертельно-то смертельно, да не ранены, а пьяны.