Графиня де Монсоро

Кто-то из присутствующих поднес факел к лицу Горанфло. Монах закрыл глаза, чтобы одним делом было меньше при переходе из этого мира в мир иной…

— Проповедник Горанфло! — воскликнул Генрих.

— “Confiteor, confiteor, confiteor”,— торопливо забубнил монах.

— Он самый, — ответил Шико.

— Тот, который…

— Совершенно верно, — прервал Шико.

— Ага! — сказал король удовлетворенно.

Пот со щек Горанфло тек ручьями.

Да и было чего страшиться, ибо тут послышался звон шпаг, словно само железо было наделено жизнью и дрожало от нетерпения.

Несколько человек с угрожающим видом приблизились к монаху.

Горанфло скорее почувствовал, чем увидел это, и слабо вскрикнул.

— Погодите, — произнес Шико, — я должен посвятить короля во все.

И, отведя Генриха в сторону, шепнул ему:

— Сын мой, поблагодари Всевышнего за то, что лет тридцать пять назад он позволил этому святому человеку появиться на свет, ведь он-то нас всех и спас.

— Спас?

— Да. Это он рассказал мне все о заговоре, от альфы до омеги.

— Когда?

— Неделю назад. Так что, если враги вашего величества разыщут его, можно считать его мертвым.

Горанфло услышал только последние слова: “Можно считать его мертвым”.

И повалился вперед, вытянув руки.

— Достойный человек, — сказал король, доброжелательно взирая на эту гору мяса, в которой всякий другой увидел бы всего лишь массу материи, способную поглотить и погасить огонь сознания, — достойный человек, мы возьмем его под свое покровительство.

Горанфло подхватил на лету милосердный королевский взгляд, и лицо его превратилось в подобие маски античного парасита: одна его половина улыбалась до ушей, другая — заливалась плачем.

— И ты поступишь правильно, мой король, — ответил Шико, — потому что это слуга, каких мало.

— Как ты думаешь, что нам с ним делать? — спросил Генрих.

— Я думаю, что, пока он в Париже, жизнь его под угрозой.

— А если приставить к нему охрану? — спросил король.

Горанфло расслышал это предложение Генриха.

“Неплохо! — подумал он. — Я, кажется, отделаюсь только тюрьмой. Это все же лучше, чем дыба, особенно если меня будут хорошо кормить!”.

— Бесполезно, — сказал Шико. — Будет лучше, если ты позволишь мне увести его.

— Куда?

— Ко мне.

— Что ж, отведи его и возвращайся в Лувр. Я должен встретиться там со своими друзьями и подготовить их к завтрашнему дню.

— Вставайте, преподобный отец, — обратился Шико к монаху.

— Он издевается, — прошептал Горанфло, — злое сердце.

— Да вставай же, скотина! — повторил тихонько гасконец, поддав ему коленом под зад.

— А! Я вполне заслужил это! — воскликнул Горанфло.

— Что он там говорит? — спросил король.

— Государь, — ответил Шико, — он вспоминает все свои треволнения, перечисляет все свои муки, и, так как я обещал ему покровительство вашего величества, он говорит, в полном сознании своего прошлого: “Я вполне заслужил это!”.

— Бедняга! — сказал король, — ты уж позаботься о нем как следует, дружок.

— Ах, господин Шико, — вскричал Горанфло, — дорогой мой господин Шико, куда меня поведут?!

— Сейчас узнаешь. А пока благодари его величество, неблагодарное чудовище, благодари!

— За что?

— Благодари, тебе говорят!

— Государь, — залепетал Горанфло, — поелику ваше всемилостивейшее величество…

— Да, — сказал Генрих, — я знаю обо всем, что вы сделали во время вашего путешествия в Лион на вечер Лиги и, наконец, сегодня. Не бойтесь, я воздам вам по достоинству.

Горанфло вздохнул.

— Где Панург? — спросил Шико.

— Бедное животное в конюшне.

— Отправляйся туда, садись на него и возвращайся сюда ко мне.

— Да, господин Шико.

И монах удалился со всей возможной для него скоростью, удивляясь, что гвардейцы не следуют за ним.

— А теперь, сын мой, — сказал Шико, — оставь двадцать человек для своего эскорта, а десять отправь с господином де Крийоном.

— Куда я должен их отправить?

— В Анжуйский замок, за твоим братом.

— Зачем?

— Затем, чтобы он не бежал во второй раз.

— Неужели мой брат?..

— Разве тебе пошло во вред, что ты послушался моих советов сегодня?

— Нет, клянусь смертью Христовой!

— Тогда делай, что я говорю.

Генрих отдал приказ полковнику французской гвардии привести к нему в Лувр герцога Анжуйского.

Крийон, отнюдь не испытывавший к принцу любви, немедленно отправился за ним.

— А ты? — спросил Генрих шута.

— Я подожду моего святого.

— А потом приедешь в Лувр?

— Через час.

— Тогда я ухожу.

— Иди, сын мой.

Генрих удалился вместе с оставшимися солдатами.

Что до Шико, то он направился к конюшням и, войдя во двор, увидел Горанфло, восседающего на Панурге.

Бедняге даже не пришло в голову попытаться убежать от ожидающей его участи.

— Пошли, пошли, — сказал Шико, беря Панурга за повод, — поторопимся, нас ждут.

Горанфло не смел сопротивляться, он лишь проливал слезы. Их было столько, что казалось, он худеет прямо на глазах.

— Я ведь говорил, — шептал он, — я ведь говорил!

Шико тянул за собой Панурга и пожимал плечами.

LIV ГЛАВА, В КОТОРОЙ ШИКО ДОГАДЫВАЕТСЯ, ПОЧЕМУ У Д’ЭПЕРНОНА НА САПОГАХ БЫЛА КРОВЬ, А В ЛИЦЕ НЕ БЫЛО НИ КРОВИНКИ