Графиня де Монсоро

— Сударыня, — сказал он, — я тот человек, которому вы спасли жизнь. Как могли вы подумать, что я проник к вам с дурными намерениями или злоумышляю против вашей чести?

В потоке света, льющегося из гостиной, Диана увидела благородное лицо молодого человека и узнала вчерашнего раненого.

— Ах, это вы, сударь! — воскликнула она, всплеснув руками. — Вы были здесь, вы все слышали?

— Увы, да, сударыня.

— Но кто вы такой? Ваше имя, сударь?

— Сударыня, я Луи де Клермон, граф де Бюсси.

— Бюсси, вы тот самый храбрец Бюсси! — простодушно воскликнула Диана, не задумываясь о том, какой восторг пробудит это восклицание в сердце молодого человека. — Ах, Гертруда, — продолжала она, обратившись к служанке, которая, услышав, что госпожа с кем-то разговаривает, в испуге вбежала в комнату, — Гертруда, мне больше нечего бояться: с этой минуты я отдаю свою честь под защиту самого благородного и самого беспорочного дворянина Франции.

И протянула Бюсси руку.

— Встаньте, сударь, — сказала она, — теперь, когда я знаю, кто вы, надо, чтобы и вы узнали мою историю.

XIII ИСТОРИЯ ДИАНЫ ДЕ МЕРИДОР

Не помня себя от счастья, Бюсси поднялся с колен и вслед за Дианой вошел в гостиную, только что оставленную господином де Монсоро.

Молодой человек смотрел на Диану с восхищенным изумлением: он не смел и надеяться, что разыскиваемая им женщина сможет выдержать сравнение с героиней его сна, но действительность превзошла образ, принятый им за плод воображения.

Диане было лет восемнадцать-девятнадцать, то есть она находилась в том первом расцвете молодости и красоты, который дарит цветам самые чистые краски, а плодам — нежнейшую бархатистость. Взгляд Бюсси выражал все его чувства. Диана видела, что ею восхищаются, и не находила в себе сил вывести Бюсси из восторженного оцепенения.

Наконец она поняла, что пора прервать это чересчур уж красноречивое молчание.

— Сударь, — сказала она, — вы ответили только на один из моих вопросов: я вас спросила, кто вы такой, и вы мне сказали, но на второй мой вопрос — как вы попали сюда, я все еще не получила ответа.

— Сударыня, — сказал Бюсси, — до меня донеслись только* немногие слова из вашего разговора с господином де Монсоро, и все же я понял, что причины, приведшие меня сюда, связаны с той историей, которую вы мне обещали поведать. Разве вы сами минуту назад не сказали, что я должен узнать историю вашей жизни?

— О да, граф, я вам все расскажу! — воскликнула Диана. — Одно ваше имя внушает мне полное доверие. Я много слышала о вас как о человеке мужественном и верном, как о человеке чести, на которого можно во всем положиться.

Бюсси поклонился.

— Из того, что вы здесь услышали, — продолжала Диана, — вы могли понять, что я дочь барона де Меридора, то есть единственная наследница одной из благороднейших и древнейших фамилий Анжу.

— Был один барон де Меридор, — заметил Бюсси. — который в битве при Павии мог избежать пленения, но сам вручил свою шпагу испанцам, когда узнал, что король в плену, и как единственной милости попросил дозволения сопровождать Франциска Первого в Мадрид. Он разделил с королем все тяготы плена и покинул его лишь для того, чтобы вернуться во Францию вести переговоры о выкупе.

— Это мой отец, сударь, и если вы когда-нибудь войдете в большую залу Меридорского замка, вы увидите там портрет Франциска Первого кисти Леонардо да Винчи — памятный подарок барону от короля в награду за верность.

— Ах! — вздохнул Бюсси. — В те времена государи еще умели награждать верных слуг.

— Вернувшись из Испании, отец женился. Первые его дети, двое сыновей, умерли. Их смерть была жестоким ударом для барона де Меридора, потерявшего надежду возродиться в наследнике. Вскоре скончался король, и горе барона превратилось в отчаяние. Несколько лет спустя он покинул двор и затворился со своей супругой в Меридорском замке, а через десять лет после смерти сыновей, словно чудом, у них родилась я.

Вся любовь барона обратилась на дитя, ниспосланное ему в старости. Он испытывал ко мне не просто отцовскую любовь — он боготворил меня. В трехлетием возрасте я потеряла мать. Для барона это было новым глубоким горем, но я, еще дитя, не понимала, какая случилась беда. Я все время смеялась, и моя улыбка служила отцу утешением.

Я росла и развивалась на глазах у батюшки. Я была для него всем, но и он, мой бедный отец, он также заменял мне все на свете. Я вступила в свою шестнадцатую весну, даже не подозревая, что есть какой-то другой мир, кроме моих овечек, павлинов, лебедей и голубок, не думая, что моя привольная жизнь когда-нибудь должна кончиться, и не желая, чтобы она кончилась.

Меридорский замок окружают дремучие леса, принадлежащие герцогу Анжуйскому; в них резвятся на воле лани, дикие козы и олени, которых никто не тревожит, и поэтому они стали ручными. Я знала почти всех этих животных; иные из них узнавали меня по голосу и сбегались на мой зов, особенно свыклась со мной одна лань, моя любимица, моя фаворитка — Дафна, бедняжка Дафна. Она ела из моих рук.