— И вы прочли это письмо?.. Что она вам написала? Что она могла вам написать?.. Ах, ведь она мне поклялась!.. Ну, отвечайте скорее!.. Итак, в этом письме она вам написала… Говорите же! Вы же видите, я вне себя!
— Я не могу повторить вашему величеству, о чем говорилось в письме графини: я его не читал.
— Вы его разорвали?! — обрадовалась королева. — Выбросили его в огонь не читая? Шарни! Шарни! Если вы это сделали, вы самый преданный из всех мужчин и я была не права, когда жаловалась на судьбу: еще ничто не потеряно!
Королева протянула графу обе руки, словно призывая в свои объятия.
Однако Шарни не двинулся с места.
— Я его не разорвал и не бросил в огонь, — возразил он.
— Так почему же вы его не прочли?! — изумилась королева, бессильно опускаясь в кресло.
— Мой брат должен был передать мне это письмо в том случае, если я буду смертельно ранен… Увы! Не мне было суждено умереть, а ему… После его гибели мне принесли его бумаги; среди них было письмо графини… и вот эта записка. Прочтите, ваше величество!
Шарни подал королеве записку Изидора, приложенную к письму.
Мария Антуанетта дрожащей рукой взяла листок и позвонила.
Пока происходила только что изображенная нами сцена, стемнело.
— Свечи! — приказала она. — Скорее!
Камердинер вышел; в наступившей тишине слышалось лишь прерывистое дыхание королевы да стремительное биение ее сердца.
Камердинер вернулся с двумя канделябрами и поставил их на камин.
Королева не могла дождаться, когда он уйдет, и, пока он шел к двери и затворял ее за собой, она приблизилась к камину с запиской в руке.
Дважды она принималась за чтение, но так ничего и не разобрала.
— О! — прошептала она. — Это не бумага, это настоящий огонь!
Проведя рукой по глазам, словно пытаясь вернуть им способность видеть, она в нетерпении топнула и вскричала:
— О Боже, Боже!
Наконец усилием воли она уняла дрожь и к ней снова вернулось зрение.
Она прочла хриплым, совершенно незнакомым голосом:
Королева немного помолчала, а затем продолжала:
Королева опять остановилась и, покачав головой, продолжала:
— A-а! Посмотрим, что за указания! — прошептала королева.
Она еще раз провела рукой по глазам.
Дыхание королевы становилось все более прерывистым по мере того, как она читала дальше.
Она продолжала:
— О, это понятно! — пробормотала королева; дальше она читала совсем невнятно:
— Ну что, вы и теперь станете отрицать? — вскричала Мария Антуанетта, окинув графа испепеляющим взглядом.
— Что именно?
— О Господи!.. Да то, что она вас любит!..
— Кого, меня? Графиня меня любит?.. Что вы говорите, ваше величество? — воскликнул Шарни.
— О я несчастная! Я говорю правду!
— Графиня меня любит? Меня? Это невозможно!
— Почему? Я же вас люблю!
— Если бы графиня меня любила, то за шесть лет она бы мне об этом сказала, дала бы мне это заметить.
Для бедной Марии Антуанетты настало время такого страдания, что она почувствовала необходимость загнать боль, словно кинжал, в самое сердце.
— Нет! — вскричала она. — Нет, она не дала вам ничего заметить, она ничего вам не сказала; но если это и так, то только потому, что она не может быть вашей женой.
— Графиня де Шарни не может быть моей женой? — повторил Оливье.
— Она отлично понимает, — продолжала королева, приходя все в большее возбуждение от собственной боли, — что между вами есть тайна, способная убить вашу любовь.
— Тайна, способная убить нашу любовь?
— Она прекрасно знает, что, как только она заговорит, вы станете ее презирать!
— Чтобы я стал презирать графиню!..
— А разве не достойна презрения девица, ставшая женщиной и матерью без мужа?