Графиня де Шарни. Части 4, 5, 6

Сантер, пришедший из Сент-Антуанского предместья и принимавший активное участие во взятии Бастилии, тот самый, кто должен был скоро прийти на смену Лафайету, вызвался от имени Клуба отправиться на Марсово поле, чтобы забрать петицию назад.

Кордельеры проявили еще большую осторожность.

Дантон объявил, что проведет следующий день в Фонтене-су-Буа: у его тестя-лимонадчика был небольшой загородный дом.

Лежандр пообещал, что, возможно, приедет к нему туда вместе с Демуленом и Фрероном.

Чета Роланов получила записочку, предупреждавшую, что посылать их протест в Лион ни к чему.

Все провалилось или, во всяком случае, откладывалось.

Время близилось к полуночи, и г-жа Ролан только что переписала протест набело, когда пришла записка от Дантона, из которой невозможно было что-либо понять.

В эту самую минуту двое сидевших за столиком в задней комнате кабачка в Гро-Кайу завершили обсуждение какого-то предприятия, допив при этом третью бутылку вина по пятнадцать су.

Это были цирюльник и инвалид.

— Какие у вас забавные идеи, господин Лажарьет! — тупо и бесстыдно расхохотавшись, заметил инвалид.

— Да, папаша Реми, — подхватил цирюльник. — Вы ведь понимаете, верно? Мы еще до свету пойдем с вами на Марсово поле, поднимем доску на алтаре отечества, заберемся вниз, поставим доску на место; потом коловоротом, большущим коловоротом провертим в полу дырки… Завтра молоденькие да хорошенькие парижанки поднимутся на алтарь подписывать петицию, и сквозь эти дырки мы, черт возьми!..

Инвалид снова похабно захохотал. Было очевидно, что в воображении он уже смотрел сквозь дырки настила на алтаре отечества.

Цирюльник не смеялся: почтенная, аристократическая корпорация, к которой он принадлежал, была разорена, и в этом виновато было время: эмиграция лишила мастеров парикмахерского искусства — а мы с вами видели, какие прически носила, например, королева, и прическа была в ту эпоху настоящим искусством, — итак, эмиграция лишила мастеров парикмахерского искусства их лучшей клиентуры. Кроме того, Тальма только что исполнил роль Тита в "Беренике" и положил начало новой моде, заключавшейся в том, что волосы стригли коротко и не пудрили.

Вот почему цирюльники в большинстве случаев были роялистами. Почитайте Прюдома, и вы узнаете, что в день казни короля какой-то цирюльник перерезал себе от отчаяния горло.

Итак, настала очередь сыграть славную шутку с этими распутницами-патриотками, как их называли немногие великосветские дамы, еще остававшиеся во Франции: пойти поглазеть на то, что находится у них под юбками; метр Лажарьет рассчитывал набраться эротических впечатлений, которые станут предметом его утренних разговоров в течение целого месяца. Мысль об этой шутке явилась к нему в тот момент, когда он выпивал с одним из своих старых друзей; когда он поделился ею с приятелем, тот почувствовал нервную дрожь в ноге, которую он потерял еще в битве при Фонтенуа, а государство со свойственной ему щедростью заменило ее деревянной.

И вот двое пьяниц заказали четвертую бутылку вина, и хозяин кабачка поспешил ее принести.

Только собрались они откупорить эту бутылку, как инвалиду пришла в голову не менее удачная мысль.

Он предложил взять небольшой бочонок, перелить туда, а не в стаканы, содержимое бутылки, присовокупить содержимое еще двух бутылок, и пусть им сейчас придется немного помучиться от жажды, зато они возьмут этот бочонок с собой.

Инвалид подкрепил свое предложение тем соображением, что смотреть вверх — очень возбуждающее занятие, от него бросает в жар.

Цирюльник снисходительно ухмыльнулся. Хозяин кабачка заметил двум своим посетителям, что за столом сидеть ни к чему, если они не хотят больше ничего заказывать. Тогда наши наглецы сторговали у него бурав и бочонок, положили бурав в карман, перелили вино в бочонок, а когда пробило полночь, отправились в потемках на Марсово поле, приподняли доску, пробрались под настил, обняли с двух сторон бочонок, повалились на песок и захрапели.

XVIII ПЕТИЦИЯ

Бывают минуты, когда народ, непрерывно подвергающийся подстрекательствам, поднимается подобно приливу, и без настоящего потрясения не обойтись, если необходимо вернуть толпу, как океан, в ложе, определенное природой.

Именно это и произошло с парижским народом в первой половине июля, когда многочисленные события взбудоражили весь город.

В воскресенье, 10-го, толпа двинулась навстречу триумфальной колеснице Вольтера; однако непогода помешала, и шествие было остановлено у Шарантонской заставы, где толпа простояла целый день.

В понедельник, 11-го, установилась ясная погода; кортеж двинулся в путь через весь Париж в сопровождении огромной толпы и остановился перед домом, где умер автор "Философского словаря" и "Орлеанской девственницы", давая возможность его приемной дочери г-же Виллет и семейству Каласа украсить гроб; артисты Оперы в последний раз пели для Вольтера.

В среду, 13-го, — спектакль в соборе Парижской Богоматери; исполняется "Взятие Бастилии" в сопровождении оркестра.