Графиня фон Мален

– Всем прочим? – Волков засмеялся. – Как же «всем прочим» вы будете торговать, если у нас тут целый лагерь пленных баб, у которых «все прочее» можно брать бесплатно?

– Ничего-ничего, – заверила его глава маркитанток, – пока вином поторгуем, а там вы и перевешаете всех их, мне так господин Роха сказал.

– Много он болтает, твой господин Роха, – буркнул Волков. – А больные среди вас не появились? Мне больные в лагере не нужны.

– Нет-нет, господин, все мои бабы крепкие, молодые, хворых нет, нас перед походом ваш монах смотрел.

– Ладно, торгуй, но, если увижу какую больную, в язвах или в лихорадке, или узнаю, что поносные среди вас есть, всех выгоню взашей, а тебя повешу.

– Храни меня бог, – закрестилась баба, – сама всех проверю.

– Проверь-проверь, я ведь не шучу – повешу…

Так в лагере появились маркитантки, а значит, можно было через пару дней ждать рыбу и покрупнее.

Пока кавалер занимался своим богатством, приехала Агнес, три телеги с верхом всякого добра привезла. Волков повел ее к столам, девица с вечера ничего не ела, и, пока ей собирали еду, она говорила ему:

– Дом у них полная чаша, лучше моего многократно. Только людских комнат три, даже и не знаю, сколько у них там было слуг. В кухнях посуды больше, чем в вашем войске, в кладовках еды господской – всю зараз не переесть.

– А что себе взяла? – спросил Волков.

– Книги, пару покрывал, пару скатертей, подсвечники, да всякое нужное… Рубашки шелковые и другое женское… Так я не про то вам говорю, я говорю, что вам туда надо ехать, там в подвалах все бочками уставлено: вина, мед, масло из южных земель. Всяких хороших вещей много, что мне не увезти было… Там мебель такая, что и курфюрст такой не побрезговал бы…

Тут девушке принесли тарелку с жареными свиными ребрами, хлеб, вино, соусы.

– И много там бочек? – спросил кавалер.

– Подвал большой, что под свет лампы попало – так то штук двадцать, а дальше темно. Еще мясо вяленое, колбасы там же, сыры твердые целыми рядами, всего много… – отвечала Агнес, хватая пальчиками острое жирное мясо.

Разве мог кавалер не прислушаться к такому: бочки с вином, с маслом… Да одна бочка в двадцать ведер хорошего вина может стоить три десятка монет. Нужно было ехать, дом могли и разворовать за ночь, тем более что теперь дом его и с ним нужно что-то делать. Волков позвал к себе Роху и Рене.

Роха приехал на своем меринке, а вместо Рене пришел ротмистр Мальмериг и сказал, что господин капитан поехал вешать мужиков, срочно ли капитан Рене нужен господину полковнику?

Волков махнул рукой.

– Пусть придет, как освободится.

Роха поклонился Агнес со всей возможной учтивостью и завалился на стул напротив кавалера.

– Звали, господин полковник?

– Да, капитан, прошу вас отобрать для меня десять лучших людей и лучшего сержанта к ним. Мне в свиту они пойдут.

– Так десять лучших моих людей и так при вас, те, что с вами сейчас, и есть самые наши надежные люди, они из самых первых ваших солдат. Те, что были с нами в Фёренбурге. Ну а сержанта… Ладно, отдам вам Уве Вермера, я вообще-то метил его в ротмистры, на место Хилли, но раз вам в свиту, то пусть идет.

Волков припоминал Уве Вермера.

– Это тот, что носит усы? Наполовину седой? С рассеченным подбородком?

– Он, господин полковник.

Да, это был толковый солдат. Волкова предложение Рохи устраивало.

– Подходит. Мушкеты у моих людей заберите, им теперь и аркебуз хватит, а пистолетов я им куплю в Ланне. Из тех доспехов, что захватили в лагере, выберите для них лучшее и коней всем из трофеев подберите.

– Все исполню, господин полковник, – сказал Роха, тяжело вылезая из-за стола, – пойду обрадую Уве.

Рене казнил всех офицеров с кавалерами и перешел к мужикам. Капитан оказался человеком весьма целеустремленным и еще до обеда густо увешал раскидистые ветки могучего дуба тремя десятками людей, среди которых треть были старухи. Потом у него кончились веревки, и он пришел к Волкову, который как раз заканчивал опись своих сокровищ.

– Господин полковник, веревки у меня закончились.

– Вы пленным перед смертью причаститься предлагаете? – уточнил кавалер.

– Брат Ипполит всем предлагал, из рыцарей и офицеров ни один не принял причастия, а из мужиков некоторые причащались.

– Всем обязательно предлагайте, а насчет веревок… Ну, подождите, пока вам горожане привезут. Завтра продолжите.

– Не хочу ждать, – мрачно отвечал капитан, – моего друга уже нет, даже праха его не нашли, а те, кто его убивал, еще день будут без суда Божьего прохлаждаться.

Словно дьявол вселился в обычно спокойного человека. Волков вздохнул.

– Уж больно вы нетерпеливы, дорогой мой родственник, а терпение, если верить Платону и Сенеке, есть высшая добродетель.

– Может, этим добрым господам и терпение – добродетель, но у них их лучших друзей, видно, не убивали подлые хамы. Вот как у них близкого человека убьют, так я на их терпеливость погляжу. А как по мне, так высшая добродетель – это жажда справедливости. Как воздам быдлу по заслугам, так тоже стану ценить терпение, – говорил Рене достаточно резко.