Графиня Монте Карло

Гуляли почти всю ночь, а потом спали до полудня, накрывшись пледами. Конечно, ни они, ни охраняющие их сон милиционеры, да и вообще никто не мог знать, что утром к начальнику районного управления внутренних дел примчался районный прокурор с решением об освобождении гражданки Шептало Анны Сергеевны по статье 5 пункт 2 — за отсутствием состава преступления. Был вызван заместитель по уголовному розыску Григоров, который поклялся Родиной и самым святым — погонами в том, что две тысячи долларов изначально были фальшивыми. Потом вызвали его помощника, и тот сознался во всем и рассказал, как он по указанию непосредственного начальника отксерил найденные при обыске две тысячи долларов, которые они потом с Григоровым разделили по-братски: майор взял себе полторы, а ему отдал пятьсот. Он тут же сбегал домой, принес пять стодолларовых банкнот, номера которых совпали с фальшивыми, находящимися как вещдоки в деле. Вызвали непосредственного начальника честного оперативника, но Григоров вел себя слишком непосредственно и даже угрожал рассказать кое-кому при случае все, что он знает и про начальника районного управления и про прокурора. Деньги все же вернул, для этого ему не пришлось ехать домой — полторы тысячи долларов лежали в кармане его пиджака. Там, правда, лежала несколько большая сумма, но пятнадцать купюр были те самые, номера которых были указаны в протоколе.

Аню вызвали к следователю. Полная женщина показала ей прокурорское решение и поздравила с тем, что у нее есть замечательные друзья.

— Можно, я маме позвоню, — попросила Аня, — узнаю, как у нее дела?

Но взглянув в лицо доброй женщины, отдернула руку от аппарата.

— Что? — еле слышно сказала она, чувствуя, как перехватило дыхание и глаза наполнились слезами. — С ней что-то случилось? — все-таки смогла произнести Аня.

— Ваша мама умерла, — так же тихо ответила полная женщина.

Константин Иванович приказал отвезти девушку домой.

— Отдохните, — сказал он ей, — наберитесь сил. А мои ребята все организуют: место на кладбище, отпевание в церкви, похороны, венки, цветы, поминки.

Сам он пересел в подъехавший из ниоткуда «геланваген», а Шумахер направил серебристый авто к дому девушки. Аня вышла из машины и направилась к подъезду. Саша поддерживал ее под локоть. И тут со скамейки, на которой в теплые времена года сидели старушки, раздался вопль:

— Ага, явилась! Значит тебя, стерва, под подписку выпустили! Ну я тебя научу свободу любить.

Это орал выписанный из больницы Борис Кирпоносов. Аниного соседа решили долго не держать: два треснутых ребра и легкое сотрясение мозга — еще не повод для нахождения в больнице, тем более что пациентом Борис оказался очень беспокойным — материл санитарок, хватал за ноги медсестер и требовал у них любви до гроба и спирта.

Услышав его вопль, Аня вздрогнула, и Саша почувствовал это. Посмотрел на Бориса и на сидящего рядом с бутылкой пива в руке Жердяя. Посмотрел, запомнил и отвернулся. А сосед продолжал орать:

— Опять козла какого-то привела.

Лучше бы он этого не говорил. Да и вообще вежливые люди дольше живут. Саша проводил девушку до дверей ее комнаты, возвращаясь по коридору, заглянул во все остальные, в одной из которых увидел женщину с черным фонарем под глазом.

— Твой муж на улице орет?

— Тебе что, завидно, козел? — с вызовом ответила Виолетта.

— Лучше надо мужа воспитывать, — посоветовал Саша.

И повесил даме второй фонарь для симметрии. В отличие от скромного врача Саша бил женщину, может быть, не впервые, но результат у обоих был схож и, как говорится, на лице.

Когда Виолетта очнулась, решила позвать мужа, подошла к окну, прижалась лбом к стеклу, но с четвертого этажа не было видно, что происходит внизу у стены дома. Доносились лишь какие-то всхлипы:

— Ай! Ой! У-у! Ы-ы!

Потом молодой человек подошел к большой серебристой машине, сел на переднее сиденье и автомобиль укатил. Виолетта, взбешенная от того, что муж и любовник отпустили этого гада, бросилась вниз. У подъезда лежали оба ее мужчины и хрипели, захлебываясь кровью.

Больше всех пострадал Борис: у него, как потом выяснилось, были сломаны четыре ребра, нос, челюсть в двух местах, нога в голени. Жердяй, который попытался вступиться за друга, подвернулся просто под горячую руку; ему повезло больше, хотя это с какой стороны посмотреть: он лишился двух передних зубов, у него были отбиты почки и еще кое-что, что отсутствовало у итальянских теноров далекого прошлого.

На похоронах присутствовали лишь члены педагогического коллектива школы, в которой до недавнего времени трудилась Любовь Петровна, — одни женщины, разумеется, врач из поликлиники да Оленька Судзиловская, которую освободили накануне. Теперь она была очень тихая и плакала не просто натюрель, а вполне искренне.

«Какой ужас, Анечка! — повторяла она, — какой ужас! Я через такое прошла: думала, не выдержу.»

Было много венков и цветов. А со скромного надгробия соседней могилки строго смотрел на собравшихся отставной подполковник Сергей Сергеевич Шептало. «Теперь они всегда будут рядом — два моих самых близких человека», — подумала Аня и вытерла слезы.