Графиня Монте-Кристо

Оранжерея эта была на редкость тихим и приятным местом: в мраморном фонтане тихо журчала вода, а роскошные тропические растения поражали воображение буйством ярких красок. Однако виконт, казалось, совершенно не замечал окружающего великолепия. Руки его дрожали от лихорадочного возбуждения, бледное лицо и мрачный огонь, горящий в его взоре, указывали на то, что он только что получил какие-то плохие новости.

Внезапно виконт резко остановился — за спиной его послышались легкие шаги и раздался шелест платья. На плечо ему легла чья-то белая рука и, обернувшись, он увидел перед собой графиню Монте-Кристо.

Но как не похожа была она сейчас на ту спокойную и уверенную в себе женщину, в облике которой всегда являлась на людях! Графиня тоже была бледна, глаза ее покраснели от слез, а брови печально нахмурены.

— Должно быть, что-то чрезвычайно важное привело тебя сюда в этот день, — сказала она виконту.

— Да, Элен, — ответил он ей, — я хорошо помню, что вы каждый год отмечаете тот день, когда были заживо погребены. В эту страшную годовщину вы уединяетесь ото всех, как бы вновь ощущая себя в могиле, но тем временем зло продолжает свою работу и как я могу бороться с ним без вашей помощи, Элен?

— Пойдем же, сын мой, — скорбно произнесла графиня, — ведь ты, мой лучший и самый преданный друг, имеешь право войти в могилу, где покоятся эти воспоминания.

С этими словами она твердым шагом направилась в дальний конец оранжереи, виконт молча последовал за ней.

Пройдя ряд роскошно обставленных гостиных, они очутились в изящно убранной спальне, откуда через потайную дверь прошли в мрачную комнату без окон, освещенную лишь тусклым светом свисавшей с потолка лампы.

Помещение чем-то напоминало гробницу. В нем не было никакой мебели, кроме скамеечки для молитвы да какого-то сооружения, по форме напоминавшего алтарь. На этом своеобразном алтаре под стеклянным колпаком находилось несколько предметов: два локона волос — каштановых и светло-золотистых, два портрета молодых людей, столь похожих друг на друга, что они, без сомнения, могли быть только родными братьями, а также большой запечатанный конверт.

Больше в комнате ничего не было, лишь над алтарем висело распятие из слоновой кости.

— Вот все, что осталось от моей несчастной жизни, — сказала графиня Монте-Кристо, указывая на портреты и пряди волос. — Теперь лишь одно это привязывает меня к жизни, — продолжала она, подняв руку в направлении висящего на стене распятия. — Ты первый, кто помимо меня, переступил порог этой комнаты, где смолкает шум внешнего мира. А теперь говори, чего ты хочешь, Жозе?

— Вы знаете, Элен, — печально ответил Жозе, — что я вместе с вами оплакиваю этих дорогих нам обоим покойников. Я сделал для вас и вашей семьи все возможное, сделал это, даже не думая о награде, но сегодня я хочу просить вас о ней.

В ответ графиня Монте-Кристо протянула руку к запечатанному конверту и тихо проговорила:

— Разве ты забыл последние слова Биасона: «В этом документе твоя награда и мое оправдание». Это письмо принадлежит тебе, Жозе, и ты можешь вскрыть конверт.

Жозе хотел было уже сломать печать, но подумав, изменил свое решение.

— Нет, Элен, я поклялся не читать письма до тех пор, пока кто-нибудь из Ранконов не войдет в замок своих предков как победитель, с гордо поднятой головой. Только тогда я смогу вскрыть этот конверт.

— Но тогда ты никогда не сделаешь этого, ибо моя бедная дочь Бланш умерла! — вздохнула графиня.

— Кто знает… — прошептал Жозе.

— К несчастью, в этом нет никакого сомнения. Из Неаполя нами были получены самые точные сведения.

— И все же, я не теряю надежды! — воскликнул Жозе. — Если она жива, то мы должны найти ее, а если умерла, то мы отомстим за ее смерть.

— Отомстим за ее смерть? — повторила графиня. — Нет, Жозе, наша миссия заключается не в мщении, а в восстановлении справедливости. Я пришла в этот мир, чтобы принести мир, а не войну! Я сильна лишь до тех пор, пока творю добро, ибо Господь на моей стороне, но если гнев овладеет мною, то лишит меня поддержки и я потерплю неминуемое поражение. Отомстить за мою бедную погибшую дочь! Да, я часто думала об этом, вот почему я каждый год запираюсь в этих стенах — чтобы избавиться от страшного искушения. Я молюсь, я плачу, я смиряю свою гордыню и тогда они начинают говорить со мною из своих могил, они дают мне советы и на меня нисходит благодать, я обретаю душевный мир и покой. Нет, Жозе, говорить в этом месте о мщении — почти богохульство!