Графиня Салисбюри

Графиня содрогнулась невольно, замок этот пробудил в ней воспоминания об ужасных кровавых, рассказанных ей королевой, происшествиях. Алисса вошла, и ужас ее усилился еще больше, когда в приготовленной для нее комнате она узнала ту самую, в которой был взят под стражу Мортимер и убит Дугдаль; поэтому она не имела духа ужинать, выпила только немного подслащенного и приправленного пряными кореньями вина. Впрочем, ей невозможно было ошибиться, что это была не та комната; она ее очень хорошо знала; потому что узнала даже место, где сидела королева Филиппа, рассказывая ей это несчастное происшествие в самый вечер приезда в этот замок Готье-Мони и графа Салисбюри. И несмотря на то, что королева была окружена всеми своими придворными дамами и охраняемая верным кастеляном Гильомом Монтегю, не могла победить чувства того страха, который теперь испытывала графиня, тем более, что она одна находилась в этом замке, между людей совершенно ей неизвестных, со свежей раной в сердце, причиненной смертью молодого человека, и каждый предмет, представлявшийся ее взору, напоминал ей почтительную и внимательную любовь его! Но бедный юноша с преданным ей сердцем не существовал более для ее защиты, и все его опасения невольно представились в эту минуту ее воображению. И она осталась в кресле, облокотившись рукой на стол, где горела лампа, не смея пошевельнуться и оборотить назад голову и опасаясь увидеть предмет своих мечтаний, хотя перед глазами ее и была вся действительность воспоминаний, доказательством которых было это углубление в одном из мраморных столбов, поддерживающих камень, оставшееся от удара меча Мортимера. Вид этого углубления принудил невольно Алиссу привести себе на память все подробности взятия под стражу Мортимера. Она вспомнила о подземном ходе, идущем до самого рва замка, и о скрытой под резьбой части панели, которая открывалась; хотя, впрочем, королева и сказала ей, что подземный ход заделан и что часть панели не отворяется; но она не в силах была победить своего страха. И это усиливало его еще больше, это чувствуемое непреодолимое оцепенение, которое она приписывала утомлению дороги, и, желая его преодолеть, выпила еще немного подслащенного вина, но вместо того, чтобы найти в нем противодействие ощущаемому ее оцепенению, вино усилило еще более. Она хотела встать и пройтись по комнате, но силы, изменив ей, принудили остаться в кресле; все вертелось в глазах ее, и, находясь под влиянием невидимой силы, она чувствовала только, что не в состоянии владеть собой; ей казалось даже, что она перенесена в другой мир и все, окружающее ее прежде, исчезло. Трепещущий свет лампы оживлял неподвижные предметы, и изображения резной работы в карнизах, казалось, двигались во мраке; ей казалось, что она слышит отдаленный скрип отворяющейся двери, но все это как будто во сне. Наконец она стала подозревать, что выпитое ею вино было усыпительного свойства; поэтому хотела позвать кого-нибудь, но голос замер в устах ее, и она, с ужасом собрав последние силы, бросилась к дверям; но едва успела сделать несколько шагов, как ужаснейшая действительность сменила все видения. Часть панели отворилась, и человек, бросившись в комнату, удержал ее в своих объятиях в ту же минуту, как она падала, лишаясь чувств.

Глава XXII

Два несчастных события с Иоанном Леви и Гильомом Монтегю, и отъезд графа Салисбюри в Маргат, а графини в замок Варк, прекратили празднества, происходившие в Виндзоре. Впрочем, и сам Эдуард недолго должен был пробыть в Лондоне. Он говорил, что желает осмотреть южные гавани, чтобы ускорить начатое им вооружение. Поэтому и выехал в тот же самый день, как и Алисса, не дождавшись возвращения своего посланного, и, казалось, был озабочен до того, что забыл важность дела, окончание которого было поручено графу Салисбюри, и об успехах этого дела Салисбюри должен был донести королю по возвращении своем в Лондон.

Последствия этого дела были точно те самые, каких ожидал граф. Оливье Клиссон и мессир Годефруа Гаркур скрепили подписью свое обещание, и по уполномочию сира Авогура, мессира Тибольта Монтморилона, сира Лаваля, Иоанна Монтобана, Аленя Квидилака, Гильома Иоанна и Оливье Брио, Дени Плесси, Иоанна Малара, Иоанна Сенедари, Дени Кайлака и сира Малетруа подписались и за них; поэтому Оливье Клиссон и Годефруа Гаркур в ту же минуту получили свободу; Салисбюри видел сам, как они сели на корабль и отправились в свое отечество. О смерти же Гильома Монтегю граф узнал только по возвращении своем в Лондон.

Граф любил своего племянника, как родного сына; но граф был рыцарь своего времени и имел сердце четырнадцатого столетия, то есть был таким человеком, который, подвергаясь сам ежедневно опасностям, считал смерть гостьей, которую должно встретить, несмотря на весь ее ужас, спокойно и благочестиво.

Почему и решился отправиться для представления подписанного обещания французскими баронами Эдуарду и, откланявшись королеве, в тот же день оставил Лондон.