Графиня – служанка (СИ)

На самом деле присутствие Маддалены весьма оказалось кстати. Мы с ней всё-таки перекроили пару моих платьев под видом «поупражняться в рукоделии», хотя Эйден купил ей полный гардероб. Понемногу её робость и некоторая диковатость ушли, спонтанные выбросы магии случались всё реже и даже Роур был доволен обстановкой в доме. Ближе к среде я всё-таки начала нервничать, стараясь занять себя по полной, и даже исписала гораздо больше листов, чем обычно. Почтовой шкатулкой, увы, воспользоваться было нельзя, так как я считалась служанкой, и странно бы выглядели письма от хозяина, отсылаемые домой. Плюс ко всему не должно было возникнуть подозрений у той же самой Вилетты.

Наконец, Роур вылез из конфорки и сообщил, что всё в порядке и идёт по плану. У меня с души словно камень свалился. А вскоре и документы из пансиона подоспели. Маддалена была просто счастлива, что её взяли, и, более того, с учётом её проблем с магией, ей назначен куратор, который на первых порах будет заниматься с нею индивидуально. Чтобы успокоить уже собственные тревоги, я на правах опекуна вступила в переписку, благо теперь уже мой почерк не напоминал те каракули, которые получались у меня на первых порах, чтобы разузнать всё насчёт программы и досуга. Удалось обсудить личные средства, которые выдавались воспитанникам раз в неделю, а также тот факт, что им разрешалось выбираться в ближайший город небольшими группами в сопровождении двух-трёх наставников, чтобы научиться обращаться с деньгами и правильно их расходовать. В общем, я была благодарна Ферро за то, что он порекомендовал Эйдену это место.

Маддалена окончательно успокоилась и потихоньку готовилась к отъезду, не забывая штурмовать библиотеку. Мне жаль было расставаться с девочкой, к которой по-настоящему привязалась, но для её же блага было попасть в более подходящую среду, чем компания служанки, не владеющей магией и ворчащего элементаля. Роур нам обеим разъяснил, что очень многое у магов завязано не только на самоконтроле, но и точных движениях, правильном распределении потоков магии в организме. Одной теории тут было катастрофически мало, так как наставники могли не только своевременно гасить самопроизвольные всплески магии, но и провоцировать их, чтобы правильно «поставить руку» и дать прочувствовать воспитанникам критические моменты, на практике уча верно реагировать.

В конечном счёте я согласовала отъезд Маддалены через три недели, так как этот момент должен был совпасть с очередными каникулами, и в пансионе должно было остаться не так много воспитанников. Так было бы проще ей адаптироваться к новой обстановке и приступить к занятиям с куратором. Следующее сообщение от Эйдена пришло немного с задержкой, но успокоило, что он близок к разгадке, и скоро всё закончится. Несмотря, на казалось бы, радостные вести, тревога всё никак не проходила. Я даже стала замечать, что быстрее устаю и становлюсь рассеянной, волей-неволей возвращаясь мыслями к нему. Прошла ещё одна неделя, а вестей не было. Эйден предупреждал меня, что в случае опасности не будет рисковать, и следует подождать. Роур тоже был недоволен отсутствием новостей, но тоже пришёл к выводу, что просто стоит запастись терпением. Минуло ещё семь дней, и он тоже стал раздражаться не меньше моего, вот только если я сдерживала свои эмоции ради Маддалены и сохранения её спокойствия, элементаль не отказывал себе в такой малости, становясь порой просто невыносимым.

В конце концов, мы разругались с ним так, что у меня голова разболелась, и пришлось лезть за специальными травяными сборами, дабы унять стучащие в висках молоточки и противную, пульсирующую в затылке боль. Запасы «народной аптечки» неплохо поредели, зато Маддалена значительно окрепла и перестала напоминать детский скелетик, обтянутый кожей. Даже не сомневаюсь, что пройдёт ещё немного времени, и она превратится в настоящую красавицу, при виде которой у парней будут падать челюсти и течь слюни. Она вообще оказалась редкостной умницей и вовсю старалась работать над своими страхами. Казалось, всего ничего прошло с того момента, как она оказалась на пороге дома Эйдена, но уже перестала напоминать пугливого забитого мышонка, ожидающего, что от неё в очередной раз откажутся. Всё-таки детская психика достаточно гибкая в этом отношении.

— Лара, а ты знаешь, почему я так настаивала на том, чтобы ты научилась писать? — худенькие ручки обвили мою шею.

Я отложила в сторону нож, которым чистила картошку, и обернулась, встретившись с хитрющим взглядом серых глаз:

— Ты решила открыть мне этот страшный секрет, Маддалена?

— Да! — девочка понизила свой голос почти до шёпота, словно опасаясь, что её могут подслушать. — Всё для того, чтобы я смогла писать тебе письма, Лара! А ты бы мне на них отвечала! Будешь ведь мне писать, правда?

— Обязательно! И твоим наставникам — тоже, чтобы знать, насколько ты прилежна в науках.

— Ругаться будешь?