Графиня тьмы

Действительно, похоже на замок. Во Франции сказали бы, усадьба, но трудно было определить, в каком она стиле: большой прямоугольный кирпичный дом, а крыша чуть загибалась, округляя углы. На каждом из трех этажей по девять окон, в центре возвышалось крыльцо. Перед домом — двор с двумя аллеями каштанов: одна вела к дороге, а другая — к дому священника. В саду за домом виднелись голые ветви деревьев. Наверное, удобный, крепкий дом, но для той, в чьей памяти еще не стерлись красоты Версаля и даже Тюильри, это была просто лачуга. Лаура подумала, что ее принцессе гораздо больше подошел бы новенький с иголочки замок в Комере, который изумительно отражался в пруду Вивианы, замок, словно закутанный в великолепный плащ зачарованных лесов… Но мечты ее прервал капризный голосок Элизабет:

— Почему мы не остановились? Да куда мы едем, наконец?

— Еще чуть-чуть терпения! Мы почти приехали… Дорога нырнула в дубовую и буковую рощу, и через несколько туазов[95] они оказались на развилке, обозначенной столбом с двумя стрелками. Жуан остановился на обочине и поглядел на часы:

— Скоро подъедут. Говорят, граф славится маниакальной точностью. Можете выходить, — добавил он, спрыгнув на землю и открывая дверцу, чтобы на руках ссадить Элизабет. Та запротестовала:

— Да что нам здесь делать! Это и есть ваш визит?

— Ну неужели так трудно помолчать? — устало попеняла ей Лаура. — Ты уже большая и должна научиться вести себя как взрослая девушка в любых обстоятельствах. Мы здесь находимся для очень важного дела!

Элизабет тут же притихла:

— А вы правда не можете мне рассказать?

— Позднее, деточка, обещаю тебе!

— Вот они! — объявил Жуан.

И действительно, прямо им навстречу ехал экипаж: четверка огненных вороных катила великолепную, отливающую лаком коляску с откинутым верхом. На козлах сидел кучер в темно-зеленой ливрее, расшитой золотыми галунами. Сердце Лауры на мгновение остановило свой бег.

— Делай в точности как я! — шепнула она, откидывая капюшоны, свой и дочери.

Экипаж замедлил ход, и те, что стояли на дороге, смогли рассмотреть седоков: величественный господин и, главное, дама, укутанная в изумительные соболя. Одна ее рука в зеленой лайковой перчатке, под цвет скрывавшей лицо густой вуали, придерживала шторку на окне кареты, а вторая утопала в соболиной муфте.

При виде ее Жуан сорвал шляпу и согнулся пополам. Лаура присела до земли в дворцовом реверансе, почти позабытом с давних пор, и дернула за руку Элизабет, чтобы та присела тоже, но девочка, казалось, превратилась в неподвижную статую. Она стояла, выпрямившись, и широко распахнутыми глазами смотрела не отрываясь на проезжавшую даму, а дама все удалялась и удалялась от нее…

И вдруг раздался повелительный окрик:

— Остановите!

Шарр придержал коней, экипаж застыл как вкопанный, и дама в соболях тотчас же выскочила из него и побежала обратно, к трем фигуркам, что замерли в испуге на дороге… Граф соскочил с подножки сразу же следом за ней.

— Мадам! — крикнул он. — Пощадите!

— Нет, это я у вас прошу пощады!

И, в мгновение ока сорвав с головы вуаль, она схватила Элизабет в объятия и, прижимая к груди, зарыдала от счастья:

— Деточка моя!… Деточка!

От волнения она с трудом дышала и больше не могла вымолвить ни слова. Граф тоже застыл и молча глядел на нее. Лаура с удивлением отметила, что его суровое лицо как будто смягчилось, и на нем даже появилась снисходительная улыбка. Они были так трогательны в своем объятии, мать и дочь!

Тут Мария-Терезия чуть отстранила Элизабет, залюбовавшись ею:

— О, как ты прекрасна! В действительности ты намного лучше, чем твой портрет!

А Элизабет и сама ее узнала:

— Моя крестная! Ох, как я счастлива!

И на этот раз она сама бросилась ей на шею, плача и смеясь. Не выпуская девочку из объятий, принцесса протянула руку Лауре:

— Мой друг… бесценный друг, как мне благодарить вас?

Та не смогла сдержаться, чтобы не задать так мучивший ее вопрос:

— Сказав мне — счастливы ли вы? Мария-Терезия лишь улыбнулась. Пусть и в слезах,

лицо ее лучилось, и не только по случаю долгожданной встречи. Ее распустившаяся красота озаряла все вокруг, и Лауре стало понятнее, зачем нужна была ей вуаль. Где бы она ни показалась без этой завесы, она бы немедленно приковала к себе все взгляды, вызвала бы интерес и разнообразные толки. Мать ее тоже была красива, но само это слово в применении к дочери казалось тусклым, пресным. Как трудно было, наверное, прятать этакое сокровище, ведь приходилось ее охранять и от посягательств врагов как принцессу, и от соперников как женщину. Такая редкая женская красота могла бы вызвать войны. Наверное, Елена Троянская была похожа на нее…

Граф, стоявший чуть поодаль и с оружием в руке обозревавший окрестности, подошел и, подобрав вуаль, протянул ее Марии-Терезии:

— Бога ради, мадам! Наденьте это! Кто знает, кто может скрываться за деревьями в лесу…

— Прошу вас! Дайте мне с ними проститься!

Она протянула Жуану руку, и он с неподдельным чувством склонился над ней; поцеловала Лауру, незаметно вложив ей в руку какой-то мешочек, и снова сжала в объятиях свою «крестницу»: