Он бегом рванул в глубь сада, подальше от дома — сильные помехи для мобильной связи давали как раз рации, которыми пользовались бойцы Костика.
На бегу он сформулировал главный вопрос, который и выкрикнул в трубку:
— Ты где??!! Точно место назвать можешь??!!
Вдалеке от дома слышимость стала на пару порядков лучше. Различались не только слова, но и тон говорившего. Голос Наташи звучал спокойно, печально и очень устало.
— Я в… — начала она и не договорила. — Это сейчас не важно, Леонид. Я просто ушла от мужа. Такое иногда случается.
Он не понял ничего. От мужей жены порой действительно уходят. Но за их спиной не остаются трупы с перерезанными глотками…
Неужели она звонит, глядя на клинок, приставленный к горлу ребенка?
Не похоже… Никак не смогла бы мать в подобной ситуации говорить так спокойно…
Вопросы теснились в голове, Кравцов с трудом рассортировал их, выделив главное. Спросил:
— Что с детьми? Где… тот человек? Это Сашок?
— Дети спят, умаялись. Где Сашок — это действительно он — я не знаю. Мы расстались несколько часов назад.
— Я ничего не понимаю… — признал Кравцов честно и растерянно. — Расскажи по порядку.
— Всё просто. Сашок позвонил, представился, попытался напомнить, кто он, но я и так все прекрасно помнила… Разве забудешь… Предложил встретиться. Поговорить. О чем нам было разговаривать? — так я ему и ответила. Он сказал: есть о чем. Сказал
— Ты не представляешь, как рисковала… Сашок — псих. Крайне опасный псих!
— Мне так не показалось, — сухо сказала Наташа. — Тринадцать лет назад у него были причины, чтобы сорваться, — вполне веские. Сейчас он здоров. Его вылечили и выписали.
— Если бы! Он сбежал, имитировав собственную смерть!
— Про это тебе рассказал Павел? — спросила Наташа еще суше. — Я советую, Леонид: если не имеешь возможности проверить, что он говорит, — не верь. Иначе… В общем, кое для кого это плохо заканчивалось. Очень плохо.
Кравцов хотел сказать, что своими глазами видел свидетельство об инсценированной смерти, и вдруг понял: Наташа права, никакой это не аргумент. Он и сам мог бы состряпать нечто подобное, недолго повозившись с ксероксом и с документом о смерти, например, любимой бабушки…
Но ведь было и еще кое-что…
— А охранник? Тот, что поехал с тобой? Ты знаешь, что с ним стало?
— Откуда? Думаю, не дождавшись нас, стал названивать хозяину. И получил от того фитиль за ротозейство…
— Нет. Его убил Сашок. Перерезал глотку.
— Тебе солгали… Сашок никуда не отлучался от меня и детей. И к машине не возвращался.
(Ни Кравцов, ни Наташа так никогда и не узнали, что последним связным зрительным впечатлением «студента-борца» стал заплутавший мотоциклист, наклонившийся к окну «Оки» и спрашивающий дорогу на Спасовку. Потом — на долю секунды — охранник увидел нож, несущийся к его горлу, но сделать ничего не успел. Потом был непроглядный красный туман, мешающий что-либо видеть. Потом не было ничего.)
Кравцов не знал, что сказать. Не похоже, что Наташа лгала… Или прав Костик, предположивший наличие сообщника? Он спросил о другом:
— Что ты собираешься делать?
— Сама пока не знаю… Мне надо осмотреться и многое решить… Десять лет я жила, как за каменной стеной, потом случилось землетрясение, я одна в чистом поле, и за спиной груда обломков… Но к мужу я не вернусь. Если он расплатится за всё, что сделал, — полной мерой — возвращаться будет не к кому. Не расплатится — незачем.
— Да что же такое наплел тебе про Пашку этот Сашок?!
— А ты сам спроси у Павла. О том,
— Я должен передать ему наш разговор? Или ты сама поговоришь?
— Передавай… Мне всё равно… Звонить я ему не буду.
— Скажи, а…
— Достаточно вопросов, — мягко перебила она. — Я всё равно не смогу на них сейчас ответить… Но я обязательно позвоню, как только что-то станет ясным. До свидания, Кравцов.
Впервые за весь разговор назвав его по фамилии, Наташа отключилась.
Кравцов медленно пошел к дому. Медленно поднялся по ступеням крыльца. Еще медленнее зашел внутрь… В коридоре разминулся с бойцами, тащившими под руки обмякшего и пьяно мычащего Мишу-охранника. Подумал, что Козырь едва ли способен к разговору…
Паша сидел за уставленным пустыми бутылками столом ровно и прямо — сказывалась наследственная закваска. Пожалуй, единственно неподвижный, устремленный непонятно куда взгляд выдавал его состояние.
И Кравцов