Гракх Бабёф и заговор «равных»

Среди жителей Авиньона в качестве бабувистов известны А. Муро (Moureau) и Виала, дядя знаменитого мученика Республики. Подписчиком «Трибуна народа» был также мэр этого города Менвьель (Minvielle): в дальнейшем за бабувистскую деятельность он попадет под суд вместе с пятьюдесятью своими сторонниками. Также присутствие сторонников «Трибуна» прослеживается в Марселе, Монпелье, департаментах Гар, Вар, Альпы Верхнего Прованса{497}. В Эро подписчиками Бабёфа были сразу четверо членов региональной администрации{498}. Незадолго до ареста бабувистов поездку на юг совершил Лепетелье: среди французских историков есть мнение, что именно он был главным ответственным за переписку с регионами, поскольку эта переписка не попала в руки к властям (то есть, увы, и к историкам), а именно брат «мученика свободы» оказался единственным из руководителей заговора, кто избежал ареста{499}.

На юго-востоке, включая названную Бабёфом Тулузу, следов деятельности бабувистов не обнаружено, за исключением одного города, также присутствующего в списке выше, - это Перигё (Дордонь). Здесь существовала активная группа подписчиков на «Трибун»; одним из них был мэр города, бывший депутат-монтаньяр Пеиссар (Peyssard), другим - уже знакомый нам Брут Манье{500}.

Что касается запада, то некоторое присутствие бабувистов прослеживается и там: группа вокруг коллективной подписки в Шербуре, Бернезе (Bernezey) - в Пуатье, Олливье (Ollivier) - в Лорьяне (Морбиан){501}. Наконец, в Нормандии, в департаменте Нижняя Сена бабувистским представителем числился знаменитый священник-социалист П. Доливье{502}.

К сожалению, у нас очень мало данных о местных ответвлениях заговора. Возможно, со временем изыскания в региональных архивах позволят пролить больший свет на эту тему, которая еще ждет своих исследователей. Пока, по крайней мере, можно точно говорить о том, что широкая коалиция демократов, которую стремился создать Бабёф, выходила за рамки столицы.

3.6. Несбывшееся

«Равные» готовились к восстанию очень тщательно. Эта подготовка состояла не только в агитации народных масс и сборе информации об имеющихся ресурсах. У агентов на момент ареста уже были готовы венки, чтобы украсить ими головы народных героев, а у Бабёфа - написана речь для обращения к народу после победы.

Как же могла выглядеть эта победа? Мы, конечно, далеки от мысли о том, что построения на тему «что было бы, если бы...» имеют какую-либо научную ценность. Другое дело - посмотреть, каковы были представления бабувистов о главном дне их жизни и ближайших после него событиях.

Прежде всего, что это должен был быть за день? На какое число планировалось восстание? Источники дают разнообразные ответы на этот вопрос. Так, обнаруженная нами среди документов по делу Бабёфа записка (увы, не содержащая ни имени автора, ни даты), повествует о том, что слуга Фиона ответил некоему Гадолю (Gadole), сказавшему, что его хозяин ввязался в глупый проект: «Проект не был таким уж глупым, так как если бы его раскрыли четырьмя часами позже, уже ничто не могло бы воспрепятствовать его осуществлению»{503}. Хранящийся среди этих же документов анонимный рапорт от 8 мая (19 флореаля) сообщал, что выступление планируется на двадцатые числа [флореаля]{504}. Однако, согласно Буонарроти, к моменту собрания у Друэ, состоявшегося именно 8 мая (19 флореаля), дата выступления все еще не была назначена, и его подготовку постановили ускорить{505}. На следующий день заговорщики собрались вновь, на сей раз у Массара, опять повели речь о дате восстания, но собранные ресурсы и информация показались им недостаточными, и развязку опять отложили{506}. В одном из сообщений предателя Гризеля министру полиции говорится, что Бабёф назначил выступление «на следующий день после ближайшей декады»{507}. Поскольку этот недатированный текст явно написан совсем незадолго до ареста заговорщиков, а арестованы они были 21 флореаля по республиканскому календарю, то речь могла идти о следующем дне после 30 флореаля, то есть о 1 прериаля - годовщине народного восстания, участники которого требовали хлеба и Конституции 1793 г. Возможно, сообщение Гризеля было ошибочно, а, возможно, Бабёф действительно успел назначить дату восстания перед самым своим арестом. Однако, учитывая описанную Буонарроти ситуацию, при которой заговорщики ежедневно спорили и пересматривали свои планы, дата 1 прериаля вполне могла быть промежуточной.